Евгений Гиренок - Очередь за солнцем. Откровения дна

Урмас Вротт задумчиво вытряхнул в бокал последние капли из опустевшей бутылки и тоскливо сморщился. Синий дельфин, насмешливо высунувший из аквариума ехидное рыло, поглядывал на него свинячьими глазками, словно намекая на то, что ему известна подоплека депрессивного состояния своего босса и собутыльника. За годы, проведенные в квартире Вротта, дельфин до мелочей изучил все особенности характера хозяина, в минуты пьяных откровений проникая в такие глубины сознания, куда боялся заглянуть и сам Урмас.

Конечно, у дельфина хватало ума помалкивать и не козырять своими знаниями, тем более что иногда под влиянием выпитого Вротт становился очень подозрительным и начинал задавать ему провокационные вопросы. Его порой сильно интересовало, откуда вообще в его квартире появилась эта чудная рыба, и как получилось, что он не помнил этот момент.

В такие минуты Урмас придвигал стул поближе к аквариуму, переворачивал его спинкой вперед и садился, засучив рукава, наподобие немецких офицеров, проводящих допрос партизанов. Для начала он пристально смотрел немигающим взглядом прямо в глаза дельфину, стараясь вывести его из душевного равновесия и заставить понервничать. Потом, не отрывая взгляда, доставал из кармана брюк мятую пачку сигарет, вытаскивал одну, щелкал зажигалкой и дерзко выпускал острую струю дыма прямо в нос дельфина. Казалось, ему доставляло удовольствие видеть, как дельфин начинал судорожно кашлять и чихать, мотая головой и пытаясь увернуться от пристального взгляда. Злобная усмешка кривила губы Урмаса, он наслаждался беспомощностью чудной рыбы и скрипучим голосом вопрошал:

– Ну ты че, сука?

После этого он многозначительно хмыкал и переходил к более конкретным вопросам, пытаясь вывести дельфина на чистую воду. Но тот молчал, как рыба об лед. Потому что ему и так было хорошо. Он давно знал, что все эти угрожающие вопросы постепенно сменяются истерическими вскриками, потом в голосе появляется надрыв и начинает дрожать слеза, а еще через некоторое время Урмас крепко обнимал дельфина за шею и начинал рыдать, проклиная тот день, когда в его квартире завелось это странное млекопитающее.

Где-то в глубине души Урмас отдавал себе отчет, что все не так просто, что ему надо как-то тормознуться и перестать испытывать на прочность окружающий мир, глядя на него через зеленоватое стекло бутылки, но не мог ничего с собой поделать. Дельфин не давал ему покоя, будоража воображение своей загадочностью и молчаливостью. Урмас понимал, что рано или поздно он должен узнать секрет этого существа, но приходил новый вечер, и все повторялось снова.

И только серый рассвет, заглядывавший в грязное кухонное окно, каждый раз удивлялся, глядя, как человек в жилетке поверх грязно-белой рубахи, сидит на стуле, уставившись в закопченную стену и, оживленно жестикулируя, разговаривает сам с собой.

Джем сидел на скамеечке и не спеша вытягивал никотин из сигареты, привычно скользя взглядом по знакомому до боли унылому пейзажу. Двухэтажный барак, решетки локалки, вышка сириуса, асфальтовый плац, черные фигуры, время от времени мельтешащие перед глазами. За много лет это настолько въелось в сознание, что не хотелось даже смотреть по сторонам. Мысли вяло перекатывались вокруг мелких бытовых вопросов, решение которых не требовало никакого особенного труда, поэтому не могло прогнать смертельную скуку.

Джем ждал лишь когда пройдет вечерняя поверка, и он сможет свалить из отряда в свои владения – уютный домик, насколько вообще уместно говорить об уюте применительно к зоне, в котором располагались библиотека, художественная мастерская и радиорубка, откуда на всю колонию велась трансляция радио Маяк. Это был островок покоя в бушующей страстями лагерной жизни, который Джем создал сам, тщательно выстроив личную систему сдержек и противовесов, позволявшую быть на хорошем счету у администрации, и в то же время не затрагивать чужих интересов. Это давало возможность вести достаточно независимый образ жизни и оставаться со всеми в хороших отношениях.

Джему подчинялись старик библиотекарь, в прошлом директор вагона-ресторана; бандитствовавший интеллигент Гусь, за плечами имевший авиационный институт и вполне способный включить усилитель радиотрансляции; спившийся художник, вполне сносно умевший писать плакаты; а еще тридцать человек всяких непризнанных гениев, составлявших коллектив художественной самодеятельности, хотя как раз эта банда доступа в святая святых не имела, а считала за счастье пару раз в неделю собираться в помещении кафе.