Евгений Гиренок - Метанойя [litres самиздат]

Деревянная церквушка… Потом она очень часто привлекла мое внимание, манила и в то же время пугала своей таинственностью, непонятностью. Несколько раз я даже набирался смелости и заходил туда, и всегда мне становилось очень страшно, хотя я не знал почему.

Я посмотрел в ту сторону, где за белым забором кладбища в черный бархат неба вонзился позолоченный крест. И внезапно я понял, что очень хочу снова войти в эту церквушку, войти не для того, чтобы посмотреть, а для того, чтобы остаться там. Мне было трудно полностью объяснить свой порыв и передать чувства, наполнившие меня. Казалось, меня захлестнул всплеск энергии– так сильно рванула проснувшаяся душа. И сразу стало ясно, для чего я здесь.

Медленно-медленно «ягуар» перекатился через недлинный мосток, под которым бурлила речушка, изо всех сил старавшаяся выглядеть большой и полноводной. Странно, когда-то она и казалась мне именно такой… А почти сразу за мостом начиналась ограда старого, почти заброшенного кладбища с покосившимися крестами, провалившимися и осевшими могилами и причудливыми старинными надгробными памятниками. Здесь уже давно никого не хоронили, и кладбище беспорядочно заросло кустами бузины и кленами с пожелтевшей листвой. Здесь днем-то не ходили люди, а уж ночью и подавно смельчаков не находилось. И только к деревянной церквушке была проложена дорожка от давно не открывшихся ворот– все, кому нужно, проходили в небольшую калитку.

Прошел в эту калитку и я, испытывая все больше охватывающую меня радость. Наверное, надо было подождать утра– зачем я иду ночью, ведь ночью храм закрыт? Но, к моему удивлению, узенькие, вытянутые вверх окошки тускло светились теплым красноватым светом горящих свечей. Здесь все было пронизано мистикой, от которой буквально мурашки по спине пробегали: черные, давно не крашенные могильные ограды, чугунные кресты с причудливыми вензелями, скрип деревянных мостков, задумчивый шелест листвы…

Я осторожно поднялся на небольшую паперть и потянул на себя старую филенчатую дверь. Она со скрипом отворилась, и я вошел в темный притвор, чувствуя, как ко мне возвращаются все детские страхи. Каждую секунду я был готов развернуться и попросту убежать отсюда, но все-таки пытался держать себя в руках. Тихо-тихо я открыл еще одну дверь и оказался словно в другом измерении. Со всех сторон из таинственного полумрака на меня смотрели с икон лики святых, а прямо напротив, с креста на стене, взирал распятый Иисус Христос. Легонько потрескивали свечи, и в воздухе плыл аромат какой-то смолы, смешанный с дымом ладана.

Впереди лицом к алтарю, а спиной ко мне стоял высокий длинноволосый человек в черной рясе и молча крестился и кланялся. Услышав, как я вошел, он обернулся, и я вздрогнул, поразившись до глубины души. Это был тот самый иеромонах, отец Григорий, казалось, он ничуть не удивился моему появлению в три часа ночи. Он спокойно подошел ко мне и просто сказал:

– Мир вам.

И в моей груди вдруг судорожно сжался какой-то комок, а на глаза навернулись слезы. Я понял, что если произнесу хоть слово, то попросту расплачусь. Отец Григорий участливо смотрел на меня и видя, что я никак не могу заговорить, спросил сам.

– У вас что-то случилось? Я могу вам помочь?

Я растеряно пролепетал:

– Я не знаю… Мне трудно собраться с мыслями… Я думал, здесь закрыто… Три часа ночи…

Он согласно кивнул:

– Да, вы правы. Мне нравится молиться ночью, в одиночестве. Такая тишина, такая благодать… К сожалению, это слишком редко удается мне– обычно масса дел все силы отнимает. Но сегодня как раз вот не спалось.

Я почувствовал себя виноватым:

– Значит, я помешал вам?

Он по-другому посмотрел на меня, и я увидел, как его глаза буквально лучатся внутренним светом, словно он улыбнулся ими. Точно такой же взгляд у него был при первой нашей встрече– в моем сне?

– Как люди могут помешать священнику? Ведь это мой долг– помогать людям, и если человек приходит ко мне, значит, его послал Господь. В нашем мире не бывает случайностей– за всем, что с нами происходит, видна рука Господня. Если вы оказались здесь, да еще в такое время, и встретили меня– разве можно сомневаться, что это Бог устроил нашу встречу? Кстати, слово «встреча» в сербском языке означает «радость», и я действительно радуюсь, что вы пришли.

Я больше не мог удерживать слезы, и они сами собой потекли из глаз. Я смутился, попробовал их вытирать, но только размазал по всему лицу. Отец Григорий понимающе кивнул: