Как такая туша может так отчаянно нестись, я недоумевал с той самой минуты, когда понял, что собакой больше никто заниматься не будет и что питомец для детей вдруг стал питомцем для их родителей. Закрывшаяся дверь подъезда отрезала нас от звука, но Чайна успокоился, только когда запрыгнул в ванну, измазав грязью борта. Я взялся намыливать его лапы, пытаясь придумать логичное объяснение раздражающему звуку — а главное, чем оно так напугало пса. У меня сложилось четкое представление, что такой звук издает старое финское радио. Такое было у родителей, и брат часто крутил его в поисках «музыки поинтереснее». Возможно, еще более старое и побитое жизнью, раз так хрипело, потому что, насколько я знал, когда ма относила радио на блошиный рынок, то издавало все еще весьма и весьма приличные звуки. Так шуметь, в моем представлении, мог разве что допотопный монстр, откопанный где-нибудь в Арденнах, да и то после того, как на нем два года слушали Лорди и Хэил оф балетс на полную громкость. Не исключено, конечно, что кто-то притащил этого монстра к себе домой, выставил в окно и включил погромче, нервируя прилизанную светскую общественность, чинно прогуливающуюся по родной улице (за исключением, конечно, студентов, бегающих туда-сюда). Но все-таки это ничего не объясняло. Чайна хоть и дурак, но далеко не трус (что обычно бывает довольно закономерно).
— Ну, так чего ты испугался? Пес уставился на меня своими голубыми-голубыми глазами, а затем от души встряхнулся. Вот так вот я и оказался посреди ванной с бьющими струями из душа, с ног до головы мокрый и уже опаздывающий на работу.
— Знаешь, что? — сказал я строго, обтекая и радуясь тому, что предусмотрительно повесил на плечо полотенце (кстати, тоже уже довольно мокрое). — Я бы так не делал на твоем месте. А то поедешь жить к матери Эржи в Венгрию. А они там едят собак. Мяса в тебе много. Даже если Чайна вдруг поверил и испугался, это не помешало ему рвануть из ванны и на всех парах умчаться в комнаты, оставляя за собой мокрый выразительный след. Еще полчаса я подтирал за ним пол.
А все потому, что умничать не надо. И Венгрию с Кореей путать тоже не стоит. На работу я, конечно, опоздал, но коллеги отнестись к этому на диво равнодушно. Только Адри Берг, сосед по рабочему пространству и, по совместительству, близкий товарищ, хлопнул по плечу и едко поинтересовался:
— Гусей гонял, Нильс? Я в ужасе округлил глаза.
— Как ты узнал?
— Отдел криминала все знает, — Берг многозначительно поднял палец вверх и отчалил на свое место, где у него уже разрывался телефон. Я открыл культурную афишу на неделю, растрепал себе волосы, выслушал еще парочку «Нильсов» и связанных с этим шуток и тоже включился в работу. Мои коллеги, конечно, знали, как меня зовут. Но Джеймсов могло быть сколько угодно много, а Нильс из них был только один. Ладно, это меня устраивало. Рабочий день, за вычетом опоздания, был совершенно обычным. Мы с Бергом выходили на обед и — пару раз — на перекур, но ничего интересного или выходящего за рамки обыденности не случалось. Но, несмотря на это, возвращаться домой я желанием не горел, поэтому с удовольствием принял предложение Адри прогуляться в центр до «Свальбарда».
— Пятница, — многозначительно добавил Берг, пошевелив густыми бровями.
— О, пятница, — не менее многозначительно ответил я. Грядущие выходные не сулили ничего хорошего: сидящие дома дети имели свойство провоцировать скандалы и ссоры, Эржи становилось раздражительной и постоянно что-то требовала. В таких ситуациях я предпочитал делать ноги при первой удобной возможности. Так что вернулся я домой хорошо за полночь, не пьяный, но и не совсем трезвый. Чайна пришел к двери на мягких лапах, облизал меня с ног до головы и вернулся в спальню. Эржи и Тим уже спали, зато Мартен вышел из комнаты, прошлепал на кухню, скрипя резиновыми подошвами носков по паркету, и презрительно обронил:
— Матери, конечно, похрен, но отец хотя бы предупреждал, что задержится. Я пожал плечами. К «отец то, отец се» я уже привык за те годы, что мы живем с Эржи. Вообще-то предполагалось, что с нами будет жить только младший более спокойный и даже апатичный Тим, а Мартен со всеми его выкрутасами должен был остаться со своим отцом, первым мужем Эржебет. Но не случилось. Теперь нервы они мне мотали вдвоем.
— И тебе привет, — негромко сказал я, и, тихо бормоча ни к чему всплывшее в голове стихотворение, пошел в комнату. Разделся и залез на кровать, оттянув на себя часть одеяла, плотно прижатого Эржебет.
Читать дальше