Владислав Чупрасов: Glorious Land

Обычный мир заканчивался за границей аэропорта. Когда я шагнул за терминал, волоча сумку с вещами, все уже было другим. Я оказался на территории другого государства, далекого и непонятного, с совершенно другими правилами и менталитетом, и мне предстояло во всем этом разобраться.

Рядом мягко спружинила машина, едва касаясь земли воздушными подушками.

— Власов? — с трудом перекрывая гул новых самолетов, поднимающихся в аэропорту, жужжание прилетевших и скорбные голоса отбывающих, прокричал водитель. Его звали Александром, и он работал на моего отца еще тогда, когда меня и в проекте не было, но потом был вынужден уехать в Москву на заработки, чтобы прокормить семью. А вообще, они с отцом были друзьями.

— Станислав Владимирович, — с некоторой гордостью уточнил я, залезая в мягкий салон, в котором можно было не только передвигаться по стране, но и просто жить, припарковавшись где-нибудь на въезде в Подольск. Но я буду работать в самом центре гигантского государства, там, где сходятся дороги из Ступино, Коломны, Шатуры, Дубны, Клина… Да, только узнав, что отец добился моего назначения за границу, я тут же купил карту Москвы и зависал над ней неделями. Она была огромна, больше любой другой страны на нашем континенте, а ведь Омск, откуда я родом, тоже не такое уж маленькое государство.

Под мягкое покачивание аэромобиля я не заметил, как задремал, положив руки на свою сумку и уткнувшись в локоть носом. Проснулся я лишь из-за неприятного ощущения затекшей спины, да и то когда мы уже скользили под МКАДом. МКАД — выяснил я из справочника на своем КПК — это линия древних укреплений, оставшихся еще со времен войны. Там, наверху, над тоннелем, судя по фотографиям, по-прежнему стояла разруха, и никто не собирался ничего чинить или восстанавливать. Так называемый памятник жертвам войны от противного — чтобы не восхищало, а ужасало. Но вот длинный как прямая кишка тоннель закончился, и мы въехали в благополучные предместья Москвы, в которых синие от безоблачного неба высотки ловили лучи восходящего солнца. В столице одноименного государства начинался новый день, и билборды призывно моргали, убеждая всех и каждого поспешить на работу. Если не на работу, то на учебу, или на фитнес, или на почту, в общем, не сидеть без дела. Я во все глаза смотрел на бескрайний простор переплетенных дорог, когда мы с небольшого возвышения съезжали вниз, в пробку. На работу мне нужно было выходить лишь через два дня, а передо мной раскинулась неизведанная прекрасная Москва.

Из наполеоновских мыслей меня выдернул Александр.

— Куда тебя отвезти, Стас?

Я ответил тут же, без запинки.

— В отель «Аквамарин», я там поживу, пока отец не уладит все вопросы с квартирой.

— Понял, — и машина заскользила вверх по магистрали, приветствуя встречную полосу движения. Оказалось, что пробка только в одном направлении.

Мы проехали мимо скопления высоток на юго-востоке, нырнули под ажурный арочный мост — памятник прошлого столетия — и наконец оказались на Валовой улице, не такой широкой, как дорога, по которой мы въехали в город, но все же великолепной, пестрящей вывесками заведений, хорошо одетыми людьми, закусочными, ресторанами. Свернули в небольшой переулок, и КПК послушно отозвался на запрос — «улица Военных корреспондентов, ранее улица Татарская, переименована в 2073 году». Мне это ровным счетом ничего не говорило, поэтому я во все глаза смотрел на старые серые дома культурного центра, очень странно выглядящие на фоне монументальных сине-стеклянных небоскребов. Поток людей на тротуарах, спешащих на работу, не ослабевал, аэромобиль ехал совсем медленно, а я все изнывал от желания ступить на легендарный московский асфальт, во всех остальных странах давно замененный на типовые прорезиненные блоки, по которым машинам было удобнее скользить. Не удивительно, что здесь всегда столько пробок.

Александр высадил меня на площади перед «Аквамарином». Здание этого отеля несколько раз рушили и восстанавливали, реставрировали, перестраивали, передвигали с места на место, так что теперь он представлял собой образец современного конструктивизма: ничего лишнего. Только необходимое нагромождение этажей, внешние лифты, стеклянные окна. Я попробовал представить, как выглядела первоначальная версия здания — но не смог. У меня с новой архитектурой вообще было не очень, если уж я и новейшую-то не жаловал. Мне, в конце концов, было все равно, как называются и какую функцию несут в себе вон те карнизы между третьим и четвертым этажом, мне было важно, чтобы потолок на голову не упал, вот, пожалуй, и все.