Владислав Чупрасов: Glorious Land

Зал был пустой: две полки для ненужных мелочей, рабочий стол с дополнительным светом, диван, монитор в стене напротив, шкаф. Идеальное место для работающего холостяка — ничего лишнего.

Итог изучения нового места обитания подвела кухня. Я тут же двинул к холодильнику, установленному на полу. Открыл его — тот даже не мигнул мне. Не включен и абсолютно пуст. Пришлось снова накидывать на себя куртку и идти за продуктами, хотя бы самыми необходимыми.

Ближайший магазин (закрывающийся через полчаса) обнаружился в соседнем дворе. Я прошмыгнул между металлодетекторами, пиликнувшими из-за работающего КПК, и направился в продовольственный отдел.

Я бездумно бродил между стеллажей с макетами еды, изо всех сил пытаясь вспомнить наставления матери. Что-то она там про фруктовую эссенцию говорила и про цены на мясо. Да нет, цены здесь нормальные. Хотя — я затормозил — оно и неудивительно: один московский рубль равен пяти омским. То есть, выходит, здесь цены в среднем в пять раз выше наших! Мама родная, куда же я попал…

Я записал свой номер и ткнул пальцем в значок чая. Хороший чай, с вековыми, как написано на упаковке, традициями. Ну, посмотрим, что у них тут за традиции.

Печенье «Веселый почтальон». Класс, попробуем.

Замороженные мясные палочки. Это я знаю, я такое дома ел, если вдруг случалось оставаться одному.

Порошок для соуса, разводится водой. Какая прелесть! К мясу.

Я глянул на КПК. Сумма выходила не смертельная, но я даже как-то боялся умножать ее на пять. Нет, вроде бы, хватает. Я нажал «купить» и поспешил к кассе, где для меня уже собирали мой заказ.

Как оказалось, я был последним покупателем, и сонная неулыбчивая продавщица клала последнюю упаковку печенья в коробку с логотипом магазина. Расплатившись, я взял ее и направился к выходу. За мной торжественно захлопнулись дверь, тут же заблокировавшаяся. Было ровно десять.

На меня упала полоса света от аэростата, и мне на секунду показалось, что меня насквозь прошил рентгеновский луч и я сейчас медленно и неспешно расползусь на несколько равных кусочков. К счастью, пронесло, я нырнул в приятный межсветовой полумрак и так направился к дому, чувствуя себя грабителем, спешащим с добычей куда-то. Добыча нежно оттягивала мне руки и просилась в холодильник, потому что есть сегодня я уже вряд ли стану, зато завтра на работу нужно что-то обязательно взять.

Как я понял, там была такая своеобразная традиция — собираться всем отделом и обедать вместе. Точнее, подразделением. В общем, выходило так, что обедать мне придется одному, потому что Гленн Иванович уволился, начальник архива заведовал, как оказалось, еще и операторами, так что если и приходил на работу к обеду, то обедал с ними, а больше никого у нас и не было. Зато ко мне обещал забегать Слава, и я почему-то ему верил — парень лучился таким идиотским радушием, что не проникнуться к нему никак нельзя было.

На входе в квартиру я еще раз споткнулся о свою сумку, подумал, что обязательно разберу ее завтра после работы, разделся и рухнул на диван, не расстелив. Он негромко пискнул у меня под головой и зажужжал, подстраиваясь под мой рост.

Сдержанно запиликал будильник, высветившийся на подлокотнике дивана, на котором я спал. Я поднял взгляд, несколько мгновений тупо поизучал меняющиеся цифры, после чего принялся просыпаться. Для начала мне нужно было дойти до ванной, плеснуть себе в лицо воды, почистить зубы, выпить кофе, одеться, и только после этих сложных манипуляций я мог чувствовать себя живым человеком. Все это занимало, в целом, минут десять, после чего я отправлялся на работу. И так уже пятый день подряд.

Работать в архиве было несложно, правда, довольно скучно и однообразно. Я решил вопрос радикально: сидел и читал. В ход пошли классики прошлого века: Пелевин, Покровский, Коэльо. Что-то мне нравилось, что-то нет, но жажда знаний была настолько велика, что выбирать не приходилось.

Я сидел, поджав ноги, за конторкой и в ужасе осознавал, что подходит к концу «В списках не значился», написанный жутким дремучим языком, не адаптированным под современность. Я едва понимал слова, некоторые просто угадывал. Последние страницы я растягивал как мог, просто потому что до конца рабочего дня оставалось чуть меньше четырех часов, а заняться было решительно нечем. Но все хорошее (и плохое тоже) рано или поздно заканчивается. Я отложил читалку, встал, потянулся, хрустнув суставами, и направился вдоль стеллажей в конец комнаты. Все письма на них были вскрыты, но снова запакованы. Я выудил с ближайшей полки конверт, подписанный непонятным мелким почерком. То ли в Шатуру, то ли в Шимкент, не разберешь. Хотя марок налеплено — хоть гранитную плиту посылкой отправляй. Обратным адресом значился какой-то военный объект федерального масштаба под Талдомом. Наверное, какой-то военный решил накропать письмецо любимой матушке, но совершенно случайно сболтнул правительственную тайну, вот и не смог преодолеть почтовую цензуру. Ее вообще, судя по количеству забракованных писем, пройти почти невозможно. Писать для этого нужно о цветах и полях, как минимум. Тогда, наверное, лучше и вовсе не писать.