Владислав Чупрасов: Не пойдет, переиграем

Затяжная Война вызывала у отцов резонные опасения за младших: Тибулу призыв не грозил, но он, исполненный патриотического подъема, частенько оказывался со своим инструментом где-нибудь неподалеку от линии фронта. Поднимал боевой дух воюющих. Сам он частенько грустно шутил по этому поводу: помогаю саксофоном там, где не могу помочь штыком. Младшим же, Викки и Никки, друзьям не разлей вода, скоро грянул десятый год, и они уже вовсю скакали по кроватям, размахивая макетами винтовок. Целый праздник у них случался, когда можно было дорваться до отцовского кольта. Ну и пусть, что с пустым магазином, зато настоящее оружие! Светлый миролюбивый Тибул не имел никакого влияния на милитаризированных бесят.

— Это твое влияние, — мягко упрекала Касия мужа.

— Да-да, твое, — тут же перекладывал ответственность на друга Дидрик. Тот только пожимал плечами. Всегда, а в тяжелое время особенно парни росли быстро. Скоро, глядишь, и Академию закончат, и работать пойдут. Главное, чтобы не на фронт. Хорошо бы, чтоб эта война уже закончилась. Невозможно же так. Драки на деревянных штыках заканчивались, подступала эра подглядывания за девчонками. Этого Касия не опасалась, а отцы не одобряли, поэтому каникулы, проведенные вне Академии, за пределы двора и берега моря не выходили. Море-двор, двор-море, дворовые ребята и соленые медузы. Вот и весь отдых. Викки и Никки не жаловались. Им было весело и вдвоем. Одно время их наилюбимейшей забавой было доведение до белого каления Тибула. Разозлить его было невозможно, а вот расстроить — запросто. Тогда он закрывал белесые глаза, хмурил брови и громко кричал:

— Хорст! Расправа случалась незамедлительно. Тибул тоже был всего лишь ребенком. И ему было сложнее. Но иногда от старшего брата случался и прок. Как-то раз он, безошибочно определяя сорванцов на слух, подошел к ним во дворе и сел рядом. Улыбнулся, дождался, пока голоса стихнут, и заговорил:

— Суо придумал что-то новое. Хочет показать вам. Пойдете к нему? Викки и Никки тут же радостно загалдели. Суо — веселый сероглазый друг Тибула, исследователь от бога, всегда шутил и никогда не сидел на месте. Как ему удавалось доводить до конца свои изобретения — неведомо. Впрочем, многие он бросал на полпути, поэтому мальчики очень радовались, когда их звали посмотреть на готовые опытный образец. Недоделанная игрушка — это не так интересно. Мальчики и не предполагали, что самолюбивый Суо вряд ли бы приглашал в зрители двух мальчишек со двора, если бы не Тибул. Но тот скромно молчал, а остальным было не до того.

— Что это? — Суо задал вопрос таким тоном, будто действительно видел резную коробочку, которую держал в руках, впервые. Тибул пожал плечами — он не видел, но знал даже истинное назначение этой коробки. Зато Викки и Никки ответили одновременно:

— Шкатулка.

— Верно, — согласился Суо. — В такой дамы хранят свои украшения.

— И папа, — заметил Викки. Суо бросил на него недовольный взгляд и продолжил:

— Но все не так просто. Никки, не мешая творцу рассказывать, ткнул пальцем в сторону стола, на котором пристроилась еще одна шкатулка. Викки кивнул и легко смахнул ее себе в карман пиджака.

— Я беру перо, — Суо продемонстрировал свои слова, — кладу его в шкатулку, закрываю. После открываю. Открытая шкатулка была пуста.

— Двойное дно, — скептично шепнул Викки. С каждым днем, подрастая, он стал критичнее относиться к миру. Никки смотрел, открыв рот.

— И где оно теперь?

— Не знаю, — Суо пожал плечами, закрывая шкатулку и ставя ее на свой стол. — Но явно где-то в том месте, которое я помню или о котором мог подумать. Просто так перо пропасть не может. Так, теперь все. Тибул, выпроводи их, а я буду работать дальше.

— Но… — заикнулся Никки. Цепкие пальцы ухватили его за рукав и потянули.

— Пойдем-пойдем, — пробормотал Викки. — Не будем ему мешать.

Заключение мирного договора настигло Николаса (для сослуживцев просто Никки) в лазарете. Обычно младших офицеров с простыми (да хоть двойными или тройными) переломами не оставляли валяться на койке, когда остальные идут в бой, но у Николаса кость срослась плохо, с защемлением нерва, и каждое движение сопровождалось адской болью. Пришлось ломать снова. Теперь на мерзкую дальневосточную погоду ныло не только простреленное в самом начале службы плечо, но и вся рука. Это сказывалось на настроении. Впрочем, сейчас это все было неважно. Мир. Вот что. Ну и то, что Виллем пытался переломать ему ребра. У него это вышло лучше, чем у противника за те пять лет, что они воевали.