Альбер Робида - Двадцатый век. Электрическая жизнь

Молодой человек не заблуждался относительно препятствий, которые должны были встретиться со стороны его собственной семьи. Он знал, что отец имеет на него совершенно особые виды. В тот самый день, когда разразился электрический смерч, Филоксен Лоррис объявил сыну, что рассчитывает женить его на девице, обладающей высшими научными докторскими дипломами. Великий ученый объяснил, что будущая жена его сына должна иметь мозг строго научного типа и быть серьёзной женщиной, достаточно зрелой для того, чтоб голова у неё была свободной от малейшего следа ветреных мыслей. Жорж невольно содрогался, припоминая подлинные слова своего родителя. Бррр!.. Мысль о подобной невесте уже сама по себе была способна заставить его поторопиться с женитьбой.

Под вечер, когда инспектор горных маяков, г-н Лакомб, вернулся домой обедать, Жорж Лоррис, прибывший в Интерлакен на электро-пневматическом поезде, почти одновременно с ним явился в воздушном кабриолете на Лаутербрунненскую станцию. Г-жа Лакомб едва успела предупредить мужа о случившемся.

– Нынешний день имеет для нашей семьи очень важное значение, друг мой, – сказала она торжественным тоном мужу. – Ты, без сомнения, не знаешь, какая судьба выпала на долю Эстеллы. Приготовься-же услышать нечто важное… He пытайся догадываться… Старайся только не удивляться!..

– Тут нечего и догадываться, – возразил инспектор. – Я требовал, чтоб вы переговорили со мной по телефоноскопу, a вы мне не соблаговолили ответить… Для меня как нельзя более ясно, что она провалилась, – опять провалилась на экзамене.

– Ну стоит ли обращать внимание на такие мелочи! – возразила г-жа Лакомб, презрительно пожимая плечами. – Слава Богу, ей не придется быть инженером. Да-с, это для неё оказалось бы теперь совершенно излишним! Дело в том, что за нашу дочь сватаются. Я уже дала жениху утвердительный ответ и надеюсь, что г-н Лакомб не станет мне прекословить!

– Но кто-же этот жених?

– Мой будущий зять Жорж Лоррис, единственный сын знаменитого Филоксена Лорриса!

Имя это до такой степени ошеломило почтенного инспектора горных маяков, что он тяжело опустился на стул. Г-жа Лакомб заранее рассчитывала на такой эффект. Довольная произведённым впечатлением, она тоже взяла себе стул и продолжала:

– Да, друг мой! Жорж Лоррис обожает нашу дочь. Я, признаться, давненько уже это замечала. Эстелла в свою очередь тоже его любит.

– Полно, не пригрезилось ли это тебе? С чего ты взяла, что сын Филоксена Лорриса мог посвататься за нашей дочерью? Вспомни только, что они друг другу вовсе не пара. Разве можно сравнивать нас с великим Филоксеном Лоррисом, или же наше скромное состояние с многомиллионными его доходами и…

– Мы действительно небогаты, но кто же виноват в этом, сударь? Притом же к чему распространяться о Филоксене, – великом Филоксене, – знаменитом Филоксене, – головокружительно-колоссальном Филоксене? Эстелла, к счастью, выходит замуж не за него, а за молодого человека, не столь колоссального, но несравненно более привлекательного.

– Но как же насчет приданого? Говорила ли ты ему, что у Эстеллы…

– К чему тут приданое? Кто станет думать о таких мелочах?… Удивляюсь, друг мой, как это у тебя до сих пор мог остаться такой мещанский склад ума!

Прибытие Жоржа Лорриса прервало эту супружескую беседу. Он впервые посетил Лаутербрунненскую станцию. До тех пор молодой человек знал швейцарский домик Лакомбов только по телефоноскопу. Он чувствовал себя слегка взволнованным при мысли, что встретится теперь фактически лицом к лицу с Эстеллой? Что, именно, она ему скажет? Что, если вдруг сердце её не окажется свободным, и она отвергнет предложение? Он всё-таки опасался такого бедственного исхода.

Опасения эти не замедлили рассеяться. Г-жа Лакомб встретила Жоржа до того сочувственно, что он сразу убедился в их несостоятельности. Когда, наконец, появилась Эстелла, смущенная и бледная от волнения, она ответила нежным пожатием руки на немой вопрос, с которым тревожно обратились к ней глаза молодого человека.

Жорж провел в их швейцарском домике восхитительный вечер. Когда часам к одиннадцати ночи он сел в воздушный кабриолет, который должен был отвезти его в Интерлакен, на электро-пневматический поезд, он чувствовал себя в самом восторженном настроении духа. Снопы электрического света, отбрасываемые маяком, озаряли горы фантастическим сиянием, проникавшим во мрак долин. Громадные вершины гор сверкали, словно карбункулы, а ледники казались расплавленными алмазами. Все это сияние представлялось молодому человеку как-бы обещанием светлого будущего, полного беспредельно долгого счастья.