Альбер Робида: Война в двадцатом веке

Salamandra P.V.V.

Первая половина 1945 года выдалась исключительно мирной. За исключением обычных происшествий, то есть небольшой трехмесячной гражданской войны в Дунайской империи, американского нападения на наши берега, отраженного нашим доблестным подводным флотом, и китайской экспедиции, вдребезги разбившейся о скалы Корсики, в жизни Европы царило полнейшее спокойствие.

25 июня 1945 года мой друг Фабиус Молина, житель Тулузы, достопочтенный рантье и приятнейший во всех отношениях малый, безмятежно отдыхал, покуривая сигарету, перед большими распахнутыми окнами, выходящими в сад, откуда доносились ароматы цветов и веяли ветерки Пиренеев. Фабиус изрядно устал, ибо вот уже два дня паковал вещи, готовясь к сезону морских купаний, каковой намеревался провести на пляжах норвежского побережья.

Молина был так занят своими приготовлениями, что даже не успел прослушать телефонные газеты; с немалым удивлением узнал он из полуденного выпуска 25-го июня, что за последние два дня возник повод к войне и розовый политический горизонт застило непроглядно-черное облако. Тем более грозным казалось то, что конфликт был вызван сугубо финансовыми причинами — вопрос состоял в таможенных тарифах и откровенно касался национальных интересов; коммерция есть коммерция, и в наши дни торговые соглашения навязываются артиллерийским огнем.

— Поглядите-ка! — подумал Молина. — Надеюсь только, это не испортит купальный сезон!

Не успел он докурить сигарету, как телефонограф произнес:

«Приказ о мобилизации.

Господин Молина Фабиус назначается канониром 2-го класса 18-й территориальной аэросекции, 6-й эскадрильи. Сегодня, в 5 часов, ему надлежит явиться на аэронеф “Ястреб” [1] «Épervier», букв. «ястреб-перепелятник» (Здесь и далее прим. пер.). , пребывающий на высоте 3,200 метров над Понтуазом».

— Черт побери! — вскричал Молина, вскакивая на ноги, — почти десять часов!.. у меня совсем нет времени!.. Плакали в этом году морские купания!

Привыкший к внезапным отъездам, Молина спешно телефонировал несколько прощальных слов, сложил бумаги и, открыв ящики, нашел свое военное снаряжение в полном порядке. Сорок пять минут спустя Молина, втиснутый в лосины и перетянутый ремнем френч, с автоматическим револьвером и саблей на поясе и висевшим на перевязи кислородным баллоном, вместе с многочисленными попутчиками очутился на станции парижской ветки подземной железной дороги.

Специальный поезд домчал мобилизованных до Парижа. В десять минут пятого, немного ошеломленные, они высадились на центральном вокзале. Аэронефы подняли войска в воздух, и ровно в пять часов пополудни авиасолдаты, направлявшиеся на «Ястреб», ступили на палубу воздушного корабля.

Капитан «Ястреба» собрал людей и в нескольких скупых фразах, исполненных патриотического трепета, сообщил им, что война будет объявлена точно в полночь. Команда торопливо разошлась по боевым постам. Время от времени капитан появлялся в рубке. Внезапно, по сигналу снизу, лейтенант нажал на кнопку, электрический двигатель пришел в действие и «Ястреб» рванулся вперед, увлекая моего приятеля Молина к славе.

На рассвете тошнотворный запах заставил Молина вскочить с гамака, и он вышел на мостик «Ястреба». Воздушный корабль пробирался сквозь густой туман.