Эдвард Даль - Игра с отражениями (оборванная исповедь)

В общем-то, он стал первым человеком, проломившим невидимую стенку, которой я сам себя отгородил от сколь-либо продолжительных и глубоких контактов с кем бы то ни было.

Я должен напомнить, что эта стенка стала расти ещё в то время, когда Диана была жива. Моя наполненность любимой женщиной, прямо-таки растворение в ней, отодвинуло далеко на задний план, сделало, как тогда казалось, лишним активное и продолжительное общение с другими людьми. Я растерял старых друзей и не заводил новых дружб. Нет, я ни с кем не ссорился, а просто утратил понятие о ценности такого рода контактов. Не считал нужным их беречь. Всё и всех мне заменила Диана.

И вот теперь, когда её не стало, я оказался один в какой-то чёрной дыре, без звёзд, без галактик, без миров, к которым можно было бы лететь, и, казалось, без возможности выбраться из этой западни. Депрессия всё дальше гнала меня от людей, а отсутствие нормального человеческого общения углубляло депрессию…

Шифенхаллер, довольно бесцеремонно вытаскивая меня на контакт, был совершенно прав. Конечно, он в известной мере навязал мне свои недешёвые услуги, но это обстоятельство нисколько не умаляет того факта, что именно ему я обязан тем, что вновь обрёл способность контактировать с окружающим миром, ставить себе цели и добиваться их исполнения.

Чёрт бы подрал этого Шифенхаллера!!!

Насколько я могу об этом судить, он лечил меня весьма добросовестно.

Помню, что доктор очень старательно подбирал химическую отмычку к двери той мрачной камеры, в которой заперся мой разум. Я понимал это и послушно пробовал всё новые и новые комбинации каких-то препаратов, которые он мне назначал. До сих пор не могу определённо ответить – помогли они мне или нет.

А ещё Шифенхаллер много говорил со мной.

Поначалу общение давалось с трудом. Но тут доктор нашёл нужный подход. Он обратился не к моим желаниям или эмоциям, а к интеллекту. Дескать, раз я дал согласие лечиться, то должен сообщить о себе, о своём состоянии, об испытываемых мною переживаниях минимально требуемый для диагностики объём информации. Через силу я начал рассказывать. Он вовремя подбрасывал мне вопросы, просил что-то детализировать… В общем, разговорил. До такой степени, что скоро я стал испытывать в этом потребность и уже без дополнительных понуканий вываливал перед Шифенхаллером всё, что ему было нужно, и ещё в большей степени то, что хотелось вывалить самому. В какой-то момент мне показалось, что моя разговорчивость стала даже чрезмерной и слишком отдаёт недостойным нытьём. Я высказал такое своё опасение доктору, но тот замахал на меня рукой:

– Что вы, что вы! Я же не случайный прохожий и даже не ваш приятель, которого вы поймали за пуговицу и грузите своими проблемами, отвлекая от собственных дел. Вы меня наняли. Отчасти и для такого рода разгрузки. И если это хоть в какой-то степени облегчает ваше состояние, я могу записать в свой актив терапевтический успех. Продолжайте! Не стесняйтесь!

– Кое-что мне не ясно в вашем случае, – сказал Шифенхаллер во время очередного приёма, – некое противоречие нужно разъяснить. Вы мне поможете?

Я кивнул.

– Видите ли, господин Бюлов, я не вполне понимаю природу охватившего вас чувства безнадёжности. Сама катастрофа – это понятно. Но вы же не просто так обратились к помощи крионического общества? Это ведь – остров надежды. Верно? Что вам мешает найти в нём опору? Давайте поищем способ повернуть весь ваш настрой именно в эту сторону. Попробуем переориентировать ваши мысли на ту перспективу, ради которой вами же затрачены столь значительные средства…

Мне пришлось разочаровать доктора. Я ему совершенно недвусмысленно объяснил, что считаю крионику антинаучной чушью и уже поэтому не могу питать никаких надежд по поводу «воскрешения» Дианы. И всё словоблудие сотрудников «Мицара», пытающихся отрицать очевидное, вся эта игра в эвфемизмы, которыми они старательно замещают неприятные слова, относящиеся к смерти, могли бы меня только развеселить, если бы я не потерял способность веселиться. А так меня всё это, скорее, злит.

Кажется, я его сильно удивил.

– Но, зачем тогда?!

Я ему объяснил, что криохранилище, в моей личной интерпретации, есть не более, чем аккуратное кладбище, которое предоставляет возможность сохранить тело Дианы нетленным неограниченно длительное (во всяком случае, в масштабе человеческой жизни) время. А почему это для меня настолько важно, что для воплощения сей экстравагантной идеи я готов идти на любые расходы, – того я и сам себе объяснить не могу. Это как раз вопрос к психиатру.