— Девушка, девушка, ну как песенка?
— Песенка? А ничего песенка…
Я подошла поближе, жестом попросила уступить мне место рядом с автором.
— Ничего песенка… А сонет наверное слабо написать?
— Ч-то?!
В синих глазах полыхнуло изумление. Ребята притихли. Он обвел своих друзей растерянным взглядом и поджал губы.
— Слабо… ничего не слабо! Сонет наверное, подумаешь…
— А что, это интересно. Как договоримся?
— А ты приходи завтра в семь в кофейню на Архивном спуске. Я принесу.
В кофейню на Архивном спуске… И этот оттуда же. Впрочем, чему удивляться? Не так уж часто на садовой скамейке можно обнаружить парня лет двадцати, который бы знал, что такое баллада и сонет наверле.
— Зовут тебя как?
— Саня. А ты?..
— Ольга. Я филолог, понимаешь, вот мне и любопытно…
— Я так и понял. Пойдем, провожу, что ли.
Знакомство, так сказать, сделано. Вот и первая ниточка к моим гениям и талантам…
Саня оказался веселым, что называется, развесистым, парнем. Только странное это было веселье. Какая-то застарелая боль грызла его изнутри. А теоретики утверждают, что таланту страдать необходимо, что-де литература произрастает исключительно на душевных болезнях. Удобное рассуждение.
Простились на углу, уговорившись о завтрашней встрече.
Я, стараясь не скрипеть ступенями, взбежала к себе в мансарду. Умылась, заварила чаю. Ну что ж, первый день работы можно считать удачным. Сразу четверо. Новый роман и сонет наверле. И мне вдруг очень захотелось посмотреть этот сонет немедленно. А почему бы и нет?
Я сделала необходимые пассы над белым пластиком стола. Пахнуло дымком, проскочила искра, и на столешницу шлепнулась увесистая стопка стихов, исполненных на жутко разбитой старой машинке «Москва».
…Ну, конечно, так я и думала. Вполне сонеты и не только наверле. Ну и что? Такие вещи пишутся для друзей. Такие вещи публикуются исключительно для десятка человек — высоколобой элиты. Такие вещи можно спокойно печатать и столь же спокойно не печатать. Ничего от этого не изменится не умножится в мире мера добра, не уменьшится мера зла. И всех бед от непубликации — автор остается без мизерного гонорара и столь же небольшой известности. А то, что это вот и есть Литература, никого не волнует. Душа автора в расчет вообще не принимается. Ладно, разберемся. Но для начала мне нужно несколько крепких, бесспорных, так сказать, произведений. Надо же с чего-то начинать…
А вот это стоп, с этого мне начинать не хотелось бы. Я осторожно сняла с плеча Санечкину руку, которую он пристроил, сделав вид, что сильно заслушался стихами. Стихи читал Дар — уже знакомый мне человек из породы вечных мальчиков, бывший профессиональный актер, выгнанный последовательно из трех местных театров. За что выгоняли — я не очень поняла. Скорее всего, за характер. Стихи в его прочтении — блеск, мини-спектакль, хоть билеты продавай. Вот и народ собрался, обступил нашу лавочку, молчит, слушает, дышит.
Я люблю этих сумасшедших. Вот этих, которые посреди города, на перекрестье двух центральных проспектов могут устроить турнир трубадуров или на полном серьезе сыграть под окнами райотдела милиции бой Тибальта и Ромео, или моментом втеревшись в доверие к трем сопливым девчонкам, выпросить у них мелки и расписать серый бетонный забор немыслимыми фантазиями…
Дар закончил, откинул с глаз белую прядь, закурил. Поглядел вокруг снисходительно — ясно, мол, вам, чижики? «Чижики» робко захлопали. Кто-то попросил у Дара автограф, рыжая девчонка кинула в него спелым яблоком, еще одна сделала Дару такие глазки, что в них, казалось, был написан номер телефона. Из кофейни притащили дымящиеся чашки.
И тут над нашей скамейкой нависла глыба жаркого потного мяса, упакованная в трикотаж с крокодилом. Глыба небрежно смахнула с края скамейки двух мальчишек, плюхнулась рядом с нами и, дыша перегаром, обратилась к Дару:
— Слышь, мужик, классно ты это… Я тебя уважаю. Ты не подумай чего, мы люди простые, но поэзию эту самую понимать можем. Вот я тут… кореша мои, Серега с Васей… Изобрази еще, а?
Дар нехорошо побледнел и сузил глаза.
«Крокодил», Вася и Серега плюс минимум две поллитры и цистерна пива это серьезно. А вот Дар, Стас и Саня — не очень-то. Девчонки и вся кофейная компания вообще вне расклада.
Собственно, располагала я неким стратегическим оружием, но сильно секретным. Демонстрировать его сейчас — завалить всю работу, еще не начав.
«Крокодил» выжидательно покачивался, нависая над ладной, но миниатюрной фигуркой Дара. А тот, не замечая искательно протянутую ему пачку «Мальборо», четко, чеканно начал произносить совсем не изящные словеса. Хотя, впрочем, поэзия такими не гнушалась, известны прецеденты.
Читать дальше