Брайан Олдисс - Галактики как песчинки

Изнутри маска была холодной. Она свободно натягивалась на лицо, закрывая глаза, оставляя свободной только нижнюю часть головы. Фарро снова ощутил прикосновение бессмысленного страха.

- Переключатель у вас под рукой, - сказал министр. - Надавите на него.

Фарро нажал на клавишу - и в следующий миг его поглотила тьма.

- Я с вами, - серьезно заверил его министр. - Я тоже надел маску и буду теперь видеть и чувствовать то же, что и вы.

Во тьме закружилась спираль, просверливая себе путь сквозь ничто непрозрачное, плотное ничто, теплое, словно плоть. Из спирали, материализуясь, вырвалась пригоршня пузырьков, темных, как полигедронные виноградины, множащихся и множащихся, будто их выдували из неисчерпаемой мыльной пены. Огоньки сверкали на их поверхностях, дрожали, менялись, образовывали различные комбинации, создавая, вращаясь, туманную паутину, которая начала мало-помалу скрадывать происходящее.

- Начали формироваться клетки, выковываемые в бесчисленном множестве копий на микроскопических наковальнях мироздания. Вы присутствуете при зарождении новой жизни. Момент ее появления был неуловим. Еще мгновение и Фарро почувствовал, что внутри пелены что-то таится, ее полупрозрачность помутнела, поверхность стала принимать очертания, ряд случайностей придал ей более определенные контуры. Но прекрасным это зрелище пробыло недолго.

Внутри закипало сознание, крохотное, инстинктивное, лишенное как любви, так и знания - глаз, пытающийся увидеть сквозь опущенные веки. Оно сражалось на грани ужаса, ни на мгновение не оставаясь бездеятельным наоборот, страдая от травмы, нанесенной переходом от небытия к бытию, билось, карабкалось, чтобы вновь не скатиться в бесконечную пропасть бессмыслия.

- Это то, что ваши религии называют загробной жизнью, - послышался голос Янданаггера. - Это - чистилище, которого должен страшиться любой из нас, только оно находится не после смерти, а еще до зарождения жизни. Дух теперь нас оживляющий, появился еще миллиарды лет назад, и проделал весь этот путь, чтобы иметь возможность воплотиться в теле. Пожалуй, можно сказать, что это - нечто вроде искупления вины.

Зародыш сделался всей вселенной Фарро; он наполнял собой маску, наполняя его самого. Он страдал с ним вместе, потому что ясно, что тот тоже страдал. Давления мучили его, неизлечимые давления времени и биохимических процессов, боль от которых заставляла учиться менять форму. В корчах он превращался из червяка в слизняка, отращивал хвост и жабры. Рыбоподобный - а вот уже и не рыбоподобный, он с трудом влачился по ступеням эволюции, мышеподобный, свиноподобный, обезьяноподобный и наконец человекоподобный.

- Это та правда, о которой давно уже позабыло большинство людей - все мы прошли через эти стадии.

Теперь начало меняться окружение. Зародыш, реализовав себя, превратился в ребенка, ребенок мог стать лишь человеком, понукаемый тысячами новых стимулов. И все эти стимулы - животные, растения или минералы - тоже были живыми, хотя и на свой собственный лад. Они соревновались. Они навязывали постоянные потребности человеческому существу; многие из них, полуосознанно, внедрялись в его плоть и укоренялись там, образуя свои собственные жизненные циклы; другие бессмысленные, были подобны волнам, беспрестанно омывающим его мозг и тело. Его трудно было воспринимать как существо, скорее - как точку фокусировки сил, постоянно угрожающих разложением.

Слияние воспринимаемого и воображаемого было настолько полным, что Фарро почувствовал себя человеком. Он знал, что все, происходившее с тем человеком, происходило с ним самим, он страдал и корчился, будучи зародышем, ощущал соленость воды в собственной крови, лучи, без задержки, пронизывали костный мозг. И все же разум его был свободнее, чем тогда, в стадии внутриутробного существования, борясь с судорожными приступами страха, когда окружающее начало меняться, глаза разума приподняли свои веки.

- А теперь человек снова меняет свою среду обитания, рискнув оторваться от своей родимой планеты, - прокомментировал Галактический Министр.

Но пространство не было пространством, каким оно представлялось Фарро. Оно предстало перед его глазами голубовато-серым: не просто ничем, а сложнейшей паутиной сил, вибрирующим сочетанием напряжений и полей, внутри которых звезды и планеты напоминали росинки, повисшие на сотканной рауком сети. Здесь не было жизни, а лишь одно взаимодействие плоскостей и напряжений окружали человека со всех сторон, и даже сам человек был только их составной частью. Но, как бы там ни было, его восприятие поднялось на новый уровень, свет разума стал более уверенным.