Александр Рубан - Белый слон

"А не соизволишь ли ты, Витенька, заткнуться? Я был таким всегда!"

"И чего достигли, ваше благородие?"

"Пока что не в "Ключах" и жив!"

"Выдающееся достижение, из ряду вон..."

- Пойдём, - сказал я Хельге. - Надо раздобыть водки. Хотя всё это, по-моему, зря.

Вахтёр, который говорил уже не о спасённых пацанах, а о своём Славике, вдруг обиделся за Яшу и начал мне доказывать, что ничего не зря, что если Яша обещал, придёт обязательно и минута в минуту, и что водка ему действительно будет нужна - оглушить печень и побеседовать спокойно, без этой его улыбочки, от которой мороз по коже...

- Верю, Иван Васильич, - оборвал я его. - Только я совсем не о том. До свидания.

- Передавай привет Славику, дядя Ваня, - сказала Хельга.

- От кого? - удивился вахтер.

- От одной незнакомой рыжей колдуньи по имени Хельга, - сообщил я, уже привычно беря её под руку. - Ну, мы идём?

- Разве я - рыжая? - осведомилась Хельга, едва мы отошли на несколько шагов от проходной.

- Нет, - усмехнулся я. - Это Ящиц рыжий, ты золотая.

- Ему очень больно, Якову, ты заметил?

- Не обязательно быть колдуньей, чтобы заметить... А он что - тоже падает и горит?

- Он уже упал, но пока что горячий и светится. И никого к себе не подпускает: боится обжечь. У него не только печень болит, у него...

- Знаю, - оборвал я. - Он - парамуширец... Ну вот: обед закончился, и автобуса уже не дождёшься.

- Зачем автобус? Нам же к "Макушину".

- Сказано было: "У Макушина" после пяти... И карточка у меня есть, а вот денег нет, только транспортные жетоны. Кредитку я дома оставил, жене. Я же не дезертировать собирался, а воевать.

- Умиротворять, - уточнила Хельга.

- Это одно и то же.

- Вот ты и проговорился...

Я сдержался. Хотя вообще-то не терплю, когда баба лезет в мужские дела и начинает философствовать... Война - мужское дело. Сейчас его принято называть миротворческой акцией - но кто воевал, тот знает, как это на самом деле называется. Нам ни к чему лицемерить в своём кругу. А то, что я и Хельгу едва не причислил к своим и сказал "воевать", - ну, что ж, немного ошибся. Она хоть и колдунья, а всё равно баба... Очень красивая баба.

- Подождём? - спросил я. - Или пойдём пешком? Время есть.

Хельга не ответила. Кажется, она на меня дулась: не захотел подискутировать о войне и мире, правых и виноватых.

На остановке против Соляного переулка не было ни души. Автобусов на подходе тоже не было. Лишь один, абсолютно пустой, проехал мимо. Причём не просто проехал мимо, а демонстративно газанул, обстреляв нас длинными мазутными выхлопами. Хельга взвизгнула, прячась за мою спину, и я мужественно принял почти весь невыгоревший мазут на свои почти новые брюки. Номер автобуса я, к сожалению, не разглядел.

Сволочь.

Хельга стала оттирать коленку, на которую попало (слава Богу, что не на плащик и что коленки голые, не в чулках), а я пересчитал в кармане жетоны и заглянул в Соляный переулок. Когда-то там частенько стояли свободные пролётки. Сейчас они там тоже стояли, но жетонов у меня, пожалуй, было маловато. Разве что в один конец, а обратно - пешком или на конке.

- У меня кредитка с собой, - сказала Хельга. (Как-то чересчур несмело). - На водку не хватит, но можно взять вина. И не обязательно в центре, здесь оно не намного дороже.

- В Клубе десанта мне дадут за так, под запись, - объяснил я. - И не вина, а водки. Я это уже проделывал, чтобы Ника не знала.

- Твою жену зовут Ника?

- Одна золотая колдунья, очень похожая на тебя, хвасталась, что знает обо мне всё.

- Да, я знаю. Но ведь не словами!

- А-а...

- Виктор, я тебя обидела?

Это была новость. Я даже удивился, и вполне искренне. Но её зелёные глазищи, как ни странно, задавали тот же самый вопрос.

- Святые сновидцы! Чем? Я думал: это ты обиделась.

- Я - нет. Просто он сидел, бедняга, за своим окошечком один-одинёшенек. Сколько людей проходит мимо, и все бегом, и всем некогда. Кто-то остановится послушать про Славика - уже событие. Теперь он сидит и всё себе заново пересказывает. Ты же всё равно никуда не спешил: стоял и думал о Якове...

- Ты про вахтёра что ли? - догадался я.

- Да. Мне показалось, ты из-за него обиделся.

- Нет, Хельга, - я немножко деланно хохотнул. - Я тебя не возревновал! Нет у меня такого права.

- И не надо! - она взяла меня под руку и повисла на локте. - Пошли пешком - я не люблю в пролетках. Лошадкам на этом спуске очень трудно. Особенно, если вниз. У них ноги дрожать начинают: мелко-мелко. А мы никого не везём, мы и пробежаться можем, правда?

...Однажды во сне мой белый слон сказал мне почти то же самое: пожаловался, что на этом спуске с Воскресенской Горки у него начинают дрожать ноги, а бежать он боится, потому что я сижу у него на спине и могу упасть...