Ника Маслова - Стеклянный принц

Воин и маг стояли всего в двух шагах от него, но были недосягаемы, словно находились на другом краю света.

– Я могу у вас спросить? – сказал Ариэль. – Что я вам сделал? Лично я, не мой отец или кто-то, кого вы наказываете в моём лице.

Они ушли, не ответив. Словно он пустота, не достойная обычного человеческого сочувствия. На душе стало горько и обидно. Как же всё это несправедливо!

«Всякая обида, даже справедливая, для обиженного несправедлива. Самое ценное, что есть на земле, для того, кто обижен – сочувствие и справедливость. Проявив первое и дав второе, можно овладеть сердцами людей и стать в их глазах лучшим другом. Отказав в первом и лишив второго, одиночку легко сломать, а в массах заронить зерно бунта. Щедро вернув первое и милостиво подарив хотя бы кроху второго, сломленного легко приручить. Толпу же проще отвлечь на возмущение чем-то иным и, подарив в том сочувствие и справедливость, вновь привязать к себе их сердца».

Ариэль помнил, как дёрнулся уголок рта простоватого с виду воина. Ему явно не нравилось то, в чём он участвовал. Толстячок порывался что-то сказать, но Лей дёрнул его за руку, будто им запретили с ним говорить. Но с чего бы запрещать невинную беседу? Разумеется, по тем же причинам, что и тащить через весь город пешком, выставляя его личность и унижение напоказ, позволять толпе глумиться над ним словами и делом, обливать водой, словно овощ, и запирать в клетке, как животное, которым пользуются так, как хотят, без объяснений, по одной лишь прихоти.

Похоже, они с пришлым псом Фером обучались по одним и тем же книгам. И хорошо. Тем легче окажется избежать расставленных ловушек. Он не позволит себя сломать: перетерпит несправедливость и отверженность, а затем сочувствие, ласку и ослабление пыток. Он не покажет, что понял их план, и сохранит ясный ум, достоинство и самообладание. Только не позволив ранить себя в самое сердце, рано или поздно он отпразднует победу. А пока его главная задача – до победы дожить.

Ариэль огляделся по сторонам. Внутри клетки не было ничего, даже тюфяка, набитого соломой, к которому за неделю удалось как-то притерпеться и привыкнуть. Ни стула, ни кровати, даже небольшой, как у прислуги, только такая бы тут и поместилась. В его новой тюрьме имелась одна голая каменная стена, жгущие наколдованным огнём прутья до самого потолка и пол, приятно тёплый и гладкий, спать на котором всё равно окажется очередным испытанием из-за твёрдости и сквозняков.

За то время, пока Ариэль стоял неподвижно, с его мокрой одежды и волос на полу натекла лужица воды. Порыв ветра из ближайшего приоткрытого окна заставил задрожать и так измученное холодом тело. Пришло время решать. Ариэль мог остаться стоять, как был, мокрым на холодном сквозняке и умереть от лихорадки через несколько дней, проклиная мучителей и в глубине души зная, что избежал худших испытаний. Или он мог что-то с этим сделать и лишиться возможности вот так просто и почти честно перед ликами милосердных богов сбежать с поля боя.

Даже не додумав мысль до конца, Ариэль начал раздеваться. Он снял рубашку и штаны, спина и мокрые ягодицы на сквозняке немедленно заледенели. Разложив одежду по полу, он преодолел оставшиеся два шага до клетки и вытянул руку: огонь тотчас вспыхнул, заметался, пытаясь укусить и сжечь ладонь, потёк по толстым прутьям вверх и вниз, пока вся клетка не загорелась. Металл начал краснеть, издавая лёгкий гул. Магическое пламя слепило глаза и дарило драгоценное тепло. Оно шло ровным потоком, обещая рано или поздно прогнать въевшийся до костей холод, и обжигало, стоило зазеваться.

Когда разницу между согревшимся передом и заледеневшей спиной стало невозможно игнорировать, Ариэль развернулся и осторожно попятился к заколдованным прутьям. Когда тепло стало жечь-щекотать ягодицы, он замер.

Он мог это перетерпеть, мог выиграть этот бой или проиграть его, не столь важно – главное, сохранить себя и выиграть войну. Отец, всегда занятой, доверивший воспитание сыновей другу, потратил время для их обучения лишь одному – тому, что считал самым важным. Он всегда повторял и требовал, чтобы они крепко-накрепко запомнили с самых малых лет: никогда, никогда, никогда не сдаваться.

Ариэль встряхнул головой, и сорвавшиеся с кончиков волос капли воды зашипели, соприкасаясь с раскалённым металлом.

Когда спина и ноги высохли и перестали напоминать кусок льда, зато на ягодицах, казалось, появилась поджаристая корочка, Ариэль осторожно повернулся к горячим прутьям лицом. Металл за это время раскалился чуть ли не добела. Прячась от слепящего света, Ариэль закрыл ладонью лицо. Наконец-то ему было тепло. Ужасно хотелось упасть на пол и уснуть. Забывшись, он пошатнулся и едва не наделал беды, инстинктивно попытавшись ухватиться за раскалённую огнём единственную опору. Пришлось найти иную позу: сцепить руки за спиной, выставить вперёд колено, защищая самую нежную часть тела. Когда Ариэль замер в неподвижности, невидяще глядя на терзающий металл огонь, то услышал: