Хулиан дель Касаль - Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения

А там, где травы не хранимы тенью
И жаром полдня выжжены дотла —
Там ящерка по голому каменью
Стремится, как зеленая стрела.

Стоит индюк, венчанный гребнем алым,
И черный хвост раскрылся в полукруг;
Индюк поводит клювом, словно жалом —
И червяка подхватывает вдруг.

И облака в сияющем просторе
Алеют – и когда посмотришь ввысь,
Почудится: над нами блещет море,
И острова пожаром занялись.

Лесной ручей спешит к далекой цели,
Сверкает быстрой рыбки чешуя,
И понимает рыбка птичьи трели
И голос трав, растущих близ ручья.

И облачные тают караваны,
И брызжет солнце, и со всех сторон
Возносят густолистые платаны
Зеленые знамена пышных крон.

Остановясь посередине луга,
На грубый посох локоть оперев,
Глядит пастух, как резвая подруга
Зовет ягнят и замыкает хлев.

Подобной ослепительной модели,
Беспечно собирающей цветы,
В бессмертном блеске не запечатлели
Старинные голландские холсты.

И если вдохновенный пел Вергилий
Пастушку в роще близ Аркадских гор,
То поселянка нынешних идиллий
Куда живее изумляет взор.

В сердечке у нее любовь сокрыта,
В глазах таятся темные огни;
Застенчивая, словно Маргарита,
Она Франческе пламенной сродни.

Она цветы срывает понемногу,
Не обращая к юноше лица,
И ненароком обнажает ногу,
Античного достойную резца.

И, заплетая золотые косы,
Она глядится в трепетный ручей,
Покуда солнце испаряет росы
Палящими касаньями лучей.

Потом по лугу вдоль опушки леса
Проходит, весела и влюблена,
И ждет, и жаждет ласковый повеса,
Чтобы скорей приблизилась она.

И, позабыв застенчивость былую,
Лукавый задает она вопрос
И, жаркому покорна поцелую,
Не видит разбредающихся коз.

И, долее не сдерживая пыла,
Влюбленные вдвоем уходят прочь,
Дабы лесная чаща их укрыла —
Глубокая и тихая, как ночь.

Младая кровь быстра и горяча…
Вы повредили вражеской гордыне,
Вы разбудили злобу в исполине —
И сделались добычей палача.

Ваш скорбный крик о помощи, звуча,
Что голос вопиющего в пустыне,
Уже умолк. А родина доныне
Внимает свист испанского бича!

Покойтесь мирно средь червей и праха —
Убиты и зарыты… Но забыты
Не будете, я знаю, никогда:

Народ, который цепенел от страха
И не дал вам приюта и защиты,
Оплачет вас, не ведая стыда!

Когда ты выпьешь, как волну песок,
Мои живые силы,
Когда усну, забыт и одинок,
Во глубине могилы,

Когда все муки будут позади,
И тлен коснется тела,
И черви заснуют в моей груди,
Где страсть ключом кипела,

Когда начнет холодный липкий гной
Из каждой капать поры —
Другим отдашь своих лобзаний зной,
И пламенные взоры…

Однажды ночью, прочь от пустоты
И тишины алькова,
Прочь от печали – повлечешься ты
Любовь изведать снова.

И сладострастным явишься друзьям,
Прекрасна и поныне;
И гимном грянет их задорный гам —
Приветствием богине.

И кто-то из друзей тебя возьмет
В игривую осаду,
И голосом, струящимся как мед,
Мою прочтет балладу:

Ту самую – в которой столько раз
Запечатлели строки
Твой голос чудный, и мерцанье глаз,
И милые пороки.

А некто, потрясен моей судьбой,
Промолвит с тайным страхом,
Что нет певца, что сгублен он тобой,
И стал безгласным прахом.

И вспомнишь ты, как буйно я любил, —
На миг, из царства теней,
Тебя настигнут мой нещадный пыл
И ярость вожделений.

Но, страсти отдаваясь наугад,
Пойдешь в иные руки;
А под землей продолжится распад
Без боли и без муки.

. . . . . .

О! ты стремишься позабыть меня?
Так не щади усилий!
Кто сможет наслаждаться дольше дня
Благоуханьем лилий?

Почитатели химеры,
Я умерю вашу боль!
Ты несчастен? Лишь изволь —
Счастьем наделю без меры.

Я, Изида, легкой тканью
Скрытая, – сорву уборы;
Привлеку людские взоры,
Подчиненные желанью.