Хулиан дель Касаль - Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения

3 ноября 1892 года Хуана Борреро, возлюбленная Хулиана дель Касаля, записала в своем дневнике: «Нынче я заставила страдать человека поистине великого». Женщина, к которой Касаль, по-видимому, был привязан всей душой, сказала Хулиану, что между ними все кончено.

После разрыва с Хуаной Борреро состояние поэта стало ухудшаться катастрофически. Уже 24 декабря 1892 года, в Сочельник, на званом ужине у знакомого, Касаля настиг сильнейший приступ лихорадки. Хозяева дома предлагали гостю остаться у них на ночлег, но Касаль отказался. Кто-то отдал больному свое пальто; Касаль закутался в него и вышел на улицу…

Страдая душой и телом, сознавая, что жить остается уже совсем недолго, поэт не прекращал работы над книгой «Бюсты и рифмы». Он в буквальном смысле этого слова работал «на износ».

Именно тогда очнулись и воспрянули притихшие было завистники и зоилы. Вышла в свет невероятно злобная брошюра, сочиненная третьеразрядным гаванским борзописцем. Сочинитель звал Касаля «шарлатаном-рифмачом», попрекал «сатанинской гордыней», «тщеславием» и винил во всех возможных литературных грехах. Глупость и вульгарность окололитературного негодяя, которого пишущий эти строки намеренно оставляет безымянным, дабы лишить его геростратовой славы хотя бы среди русских читателей, были очевидны любому постороннему человеку; но сам предмет его ненависти – недужный, измученный и обессиленный поэт, – принял этот пасквиль близко к сердцу.

На вражеский выпад Касаль ответил изящным сонетом «Некоему критику» (см. перевод К. Азадовского; антология «Флейта в сельве», М., ИХЛ, 1977). Мысль о том, что не появись упомянутой писанины – не появилось бы и сонета, могла бы служить известным утешением; но полученный удар, по свидетельствам современников, ускорил Касалеву кончину.

К сентябрю 1893-го здоровье Хулиана ухудшается до критического предела. Друзья пригласили доктора Франсиско Сайаса (Doctor Francisco Zayas), опытного старого медика, бывшего Ка-салю добрым другом. Диагноз оказался неутешителен. Пациент уже не мог подниматься по лестнице, пришлось переселить его на первый этаж.

Невероятно: всего лишь несколько дней спустя Касаль сумел отредактировать и окончательно упорядочить свои стихотворения и статьи, предназначенные для публикации в бесплатном приложении к журналу «La Habana Elegante» – «Библиотеке “La Habana Elegante ”».

Последние свои земные дни Касаль провел с поистине редкостным достоинством и спокойствием. Хорошо понимая, что умирает, он, видимо, желал до конца держаться на ногах и не становиться обузой для друзей.

21 октября 1893-го, идя в в редакцию «La Habana Elegante» со своим приятелем Аврелио Мирандой, Касаль поглядел в затянутое облаками небо и обронил:

– Нынче у меня, похоже, скверный день…

К вечеру этого «скверного дня» поэт оделся особо тщательно и отправился на званый ужин к Лукасу де лос Сантос-Ламадриду (Lucas de los Santos Lamadrid). Вечер выдался оживленным, гости веселились и радовались. Когда подали десерт, Касаль закурил сигарету и широко улыбнулся: один из друзей начал рассказывать уморительно забавную историю.

Когда история завершилась, поэт расхохотался вместе со всеми прочими; на его губах показалась крупная капля крови, а затем хлынул кровавый поток. Не прекращая смеяться, Касаль поднялся из-за стола – и рухнул на руки подоспевшему хозяину дома, Лукасу Ламадриду.

Срочно вызвали врача, жившего в ближайшем соседстве с Ламадридами. Врач констатировал смерть и развел руками: делать нечего.

Все без исключения источники упоминают о том, что, когда врач вошел в гостиную Ламадридов, кто-то осторожно высвободил тлеющую сигарету из уже мертвых Касалевых пальцев. Сигареты Касаль не бросил даже после смерти.

Похоронили его на следующий день, вечером 22 октября 1893 года, в воскресенье.

Хулиан дель Касаль и Хосе Марти не встречались ни разу.

Касаль бегло упомянул о Марти в одной из журнальных рецензий; Марти не менее бегло написал о Касале дважды или трижды, а впоследствии отозвался трогательным некрологом на внезапную смерть молодого собрата по перу…

Но на скрижалях кубинской и всемирной словесности имена их стоят рядом – в неразлучном соседстве.

Сергей Александровский