Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Отечественному образованию был нанесен страшный урон – и физический, поскольку в тюрьмах и лагерях погибло множество прекрасных преподавателей, и моральный, поскольку оставшиеся преподаватели были обречены на раздвоенность души между реальностью и системой преподавания. Практически это было преподавание в лагере.

Однако, несмотря на эти нечеловеческие условия, лучшие наши героические учителя все-таки продолжали совершать подвиг воспитания в человеке – человеческого. И земной поклон именно таким учителям за то, что они воспитали из детей будущих спасителей всего человечества от фашизма, и за то, что даже в кровавые или просто подлые времена именно наши многострадальные учителя не дали погибнуть в наших душах надеждам на самоспасение нации, на гласность и демократию.

Задачи отечественного учительства и отечественного писательства одинаковы. Это образование нравственности знаниями. Учитель – это тоже писатель, который пишет не книги, а живых людей. Лгущий учитель, лгущий писатель превращаются в массовых производителей будущих лжецов. Плохих людей, как и плохие книги, нельзя выпускать слишком большим тиражом.

Есть опасные псевдолиберальные идеи, говорящие, что школьники с несколькими двойками должны переходить в следующий класс без препятствий.

Номенклатурные ящички переполнены застарелыми двоечниками, которые никогда не читали и никогда не прочтут «Братьев Карамазовых». Борьбу с этой двоечной номенклатурой надо начинать со школы, ибо там уже, как вы сами лучше меня знаете, зарождаются и эмбриональные бюрократы, и эмбриональные тираны, которые могут, если им дать вырасти, начать душить демократию и гласность своими окрепшими ручонками.

Для того чтобы воспитывать ученика в понимании гласности не как временного дара сверху, а как естественного воздуха развития личности, учитель сам должен быть личностью, человеком со своим лицом, а не с лицом, каждая черточка которого утверждена наробразом или еще кем-то.

Для учителей не может быть, как и для народных судей, никакой указки сверху, кроме самой высшей – собственной совести и народных интересов.

У наших школ должны быть разные, а не конвейерные лица. Не надо бояться, что произойдет великая неразбериха. Она во всех сферах происходит чаще всею от туполобой, безынициативной заорганизованности.

Хватит насильственною пичканья школьников антинаучным схематическим преподаванием научного коммунизма. Ни в коем случае в технических вузах нельзя сокращать курс литературы, ибо иначе не будет полноценной интеллигенции.

Мы не должны ни в коем случае скатиться только до технократического образования, мы не должны выплеснуть духовность, как ребенка вместе с водой. А выступление свое я хочу закончить двумя строфами, написанными мной в 1952 году, когда мне было 19 лет.

И пока одни учителя нас пичкали ложью, но все-таки другие учителя прикрывали наши детские души своими ладонями, как беззащитные свечечки на ветру Эпохи.

Сравните подходы к развитию (реформированию) системы образования СССР, сформулированные Е. К. Лигачевым на февральском Пленуме ЦК КПСС и Г. А. Ягодиными на декабрьском Всесоюзном съезде работников народного образования.

Виктор Рябов:

– Политбюро ЦК, в частности Лигачев, Шейнин и многие другие просто не понимали, что новая волна уже надвигается. Что если она не будет принята, завтра будет коллапс. Они жили в устаревшем мире, в мире прошлого. Они не новых явлений в общественном сознании. И не случайно меры, которые они предлагали, носили запретительный характер. Или характер подавления. Что было, по существу, характерным до начала Перестройки. Перестройка затормозилась, она не была реализована Горбачевым.

Анатолий Каспржак:

– Никакие решения Всесоюзный съезд учителей так и не принял. Кремлевский дворец был арендован на три дня. За это время договориться было абсолютно невозможно. Поэтому была создана рабочая группа, которая должна была выработать одну программу на основании этих двух. Надо было идти на компромисс. А компромисс, как известно, это выбор наилучшего решения из наихудших, поэтому что там получилось – непонятно. В общем, примерно год после съезда занимались подготовкой документа. Было это плохо организовано.