Лидия Чуковская - Борис Житков

«Маленькие, как раз по росту пароходика… Чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, поглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты. А чуть шум, как мыши: юрк в каюту. Вниз — и притаятся».

Неужели это придумано, написано взрослым человеком, а не рассказано самим мальчишкой? Вот, оказывается, какая бывает острая, точная, непреходящая память о детстве…

К тому времени, когда Житков приступил к работе над энциклопедией для четырехлетних, у него уже был некоторый опыт в писании не только для малышей, но и от их лица. Герою рассказа «Как я ловил человечков», помещенного в 1934 году в № 3 журнала «Чиж», и рассказа «Нюша», оставшегося неопубликованным, — не более пяти лет. Герой этих рассказов по всем своим интонациям — родной брат Алеши-Почемучки.

Но и живой памяти о детстве и огромного запаса наблюдений над детьми было, разумеется, недостаточно, чтобы от лица четырехлетнего написать книгу о том, как ребенок познает мир. Ведь это не просто энциклопедия, а энциклопедия советская, имеющая, кроме познавательной, отчетливую педагогическую цель: рассказать детям не только о конкретных предметах — о поезде, грибах или баштане, но и внушить первые представления о законах советского общества, о трудовых связях советских людей, о том, каким глубоким уважением пользуется в нашей стране труд, и внушать все эти понятия, ведя повествование от имени четырехлетнего героя.

Никто лучше самого Житкова не понимал, какое бремя взвалил он себе на плечи.

писал Житков 30 августа 1936 года в письме к сестре, цитируя с легкой насмешкой над самим собой знаменитые слова Маяковского [6] Б. Житков воспроизводит строки В. Маяковского по памяти, не совсем точно.

Эпиграфом к этой книге могли бы сделаться слова Горького:

«Сказать ребенку на вопрос его: „подожди, вырастешь — узнаешь“ значит гасить его стремление к знанию. Толково ответить на вопрос ребенка большое искусство…»

Книгой «Что я видел» Житков еще раз подтвердил, в какой высокой степени владеет он умением «толково отвечать на вопросы». Литературное умение нигде не изменяет Житкову — и многочисленные предметы, описанные им в этой книге, изображены с большой наглядностью, а многочисленные эпизоды Алешиного путешествия, призванные развлекать читателя, действительно его развлекают.

Сейчас «Что я видел» — одна из любимейших книг советских педагогов и детей. Любовь эта вполне естественна: столько точных, подробных сведений о животных, растениях, самолетах, железной дороге, столько маленьких, занимательных происшествий содержит в себе история Алеши-Почемучки!

Начиная с середины 20-х годов, наряду с обогащением детской литературы новым жизненным материалом — материалом гражданской войны, Октябрьской революции, первых пятилеток, — работники создававшейся заново литературы для детей упорно искали новых жанров, новых форм преподнесения этого материала — форм, поставленных в зависимость от возраста читателя и от конкретной воспитательной задачи.

Повседневная редакторская работа С. Я. Маршака, заботливо поддерживаемая Горьким, была одной из важных ступеней в борьбе за поднятие детской литературы до уровня подлинного искусства.

Творческая экспериментальная работа велась во многих направлениях сразу. «Рассказ о великом плане» Ильина — это была попытка создать новый, не существовавший до той поры жанр публицистики для подростков; «Кара-Бугаз» Паустовского, целая библиотека книг Ильина и Житкова — новый, не существовавший до той поры жанр научно-художественной книги; «Охота на царя» Савельева — историческая книга нового типа; «Лесная газета» Бианки новая форма, новый способ подачи природоведческого материала; «Евгений Онегин» под редакцией С. Бонди — новый, небывалый до того времени вид комментирования. О новаторстве в поэзии для самых маленьких я уж и не говорю: многие стихотворные книги для дошкольников, созданные в то время, были настоящими литературно-педагогичсскими открытиями.

Существенно отметить при этом, что смелая экспериментальная работа велась не в отрыве от классической русской литературы, а напротив: минуя приспособленческое ремесленничество средней руки, новая литература для домен черпала многое из сокровищницы классической русской литературы и народной поэзии. Так, стихотворная книжка для маленьких, появившаяся в те годы, оказалась гораздо ближе к народным стихам, чем к дамским самоделкам предреволю-ционной поры; повести о детстве — ближе к повестям Толстого и Помяловского, чем к «Запискам маленькой гимназистки».