Лидия Чуковская - Слово предоставляется детям

Нас интересовали биографии рядовых, обыкновенных детей. Героев мы не искали. Мы ходили из одного Детского дома в другой и стенографировали рассказы ребят, эвакуированных в Узбекистан.

Обрабатывали мы материал в весьма незначительной степени. Это не очерки о детях, - это рассказы самих детей. Уклонения от норм литературного русского языка не смущали нас: наоборот, мы тщательно берегли все местные и индивидуальные особенности речи каждого.

Мы стремились не только возможно точнее сохранить описание фактов, но и довести до читателя самый голос, подлинную интонацию рассказчиков.

Л. Чуковская, Л. Жукова

Лидия Чуковская, Лидия Жукова

М.; Ташкент: Сов. писатель, 1942

Нас интересовали биографии рядовых, обыкновенных детей. Героев мы не искали. Мы ходили из одного Детского дома в другой и стенографировали рассказы ребят, эвакуированных в Узбекистан.

Обрабатывали мы материал в весьма незначительной степени. Это не очерки о детях, - это рассказы самих детей. Уклонения от норм литературного русского языка не смущали нас: наоборот, мы тщательно берегли все местные и индивидуальные особенности речи каждого.

Мы стремились не только возможно точнее сохранить описание фактов, но и довести до читателя самый голос, подлинную интонацию рассказчиков.

Л. Чуковская Л. Жукова

...Я трамваем поехала к отцу на службу, на Соломинку, и сидела у него в магазине, где он служил, и вдруг началась тревога и бомбежка. В магазине большое окно, из окна видно поле, а на поле женщины лежат - загорают. Когда началась тревога и бомбежка, женщины все повскакали с травы, чтобы убежать, но фашистский самолет спустился пониже и стал в воздухе - ну совсем будто бы остановился и стоит в воздухе - и всех женщин по очереди перестрелял, только одна женщина ловкая была, убежала.

Я не хотела глядеть в окно, но мои глаза сами глядели. И вот вижу: женщины опять на землю полегли, только они уже мертвые лежат, а не загорают.

Вера Литвинская, 13 лет, из Киева.

Записано 13/III-42 г., в Детдоме № 9, в Ташкенте.

У нас на первое был суп с макаронами. Мать уже налила всем по тарелке: отцу, сестренке - четыре года, пятый - и двум братишкам, а меня вдруг послала во двор за водой: чайник налить.

Я взял чайник, спустился - вижу: самолеты летят. У них и на крыльях и на хвостах всюду были наши звезды. Я только дошел до крана, как засвистело что-то, а потом шипение, грохот, а потом я подбежал - одни камни и черный дым, и нет ни мамы, ни братишек, ни девочки...

Папу я нашел под камнями. Но только у него не было головы и одной руки.

Витя Якушевич, 14 лет, из Минска.

Записано 4/IV-42 г., в Карантинном Детдоме, в Ташкенте.

…В один ужасный день загудели сирены, фабрики, заводы, поезда. Над городом появились фашисты. Я был один дома. Я кинулся бежать ко Днепру, чтобы спрятаться в скалистых берегах. Вижу, по другой стороне улицы бежит моя мать. И вдруг промежду нами взорвалась бомба. Моя мать упала, но поднялась и побежала снова. Возле нее взорвались еще две бомбы. Мать опять упала, и гляжу - на этот раз ее ранило: кровь льется по лицу и по боку. Но она встала и побежала опять. Я был уже близко от нее, она мне кричала.

И тут опять третий взрыв. Я упал, и мама тоже. Потом подошел, вижу - она уже мертвая лежит.

Петя Коняев, 13 лет, из Могилева.

Записано 10/II-42 г., в Детдоме № 1, в Ташкенте.

Мы с Люсей скакали во дворе через скакалку, а немец вдруг зачал бомбардировать. Он зачал кидать бомбы с часами. Я видела, как одна бомба лежала перед домком. Лежит спокойно, а потом вдруг и домка нету.

Вот сегодня зачал бомбардировать, а завтра нам казали: немец уже не далеко от нас. Мы как услышали, что немец придет, то мы и соседи скорее злапали детей маленьких и бежали поглубже в российские границы.

Мы немца уже видели в 39 году, когда он взял ключ и всех выгонял из квартиры: "Идите, куда схочете, это не наше дело".

Мы с мамой и другие соседи крылися в лесах под деревьями. В домки крыться было нельзя, бо он все кидал в домки бомбы. Мы когда бежали, то по лошакам мертвым и по людям мертвым шли. Ночью мы шли, а днем крылися. Там на мохе лежала одна девочка, так у нее руки, и ноги, и пальцы - все было отдельно. Вот тут девочка, а вот тут нога, а вот тут палец.