Занимательность нового, созданного советской литературой жанра научно-художественной книги основана отнюдь не на беллетристических отступлениях. В 1935 году в одной из своих статей С. Я. Маршак, характеризуя «ремесленников научно-популярного цеха», насмешливо писал о них: «Они мало верили в занимательность самой науки. Для того чтобы сделать свой предмет занимательным, они придумывали всевозможные аттракционы. Через каждые пять или шесть страниц читателям обычно предлагался отдых от науки в прохладном беллетристическом оазисе». «Конечно, ребенок требует от книги занимательности, но занимательность должна быть достигнута не посторонними средствами, не развлекательными интермедиями, а самой сущностью книги…» И, потребовав от научной книги для детей темперамента, живой, свободной речи, провозгласив, что она подчинена тем же законам, что и всякое произведение искусства, что ценность ее следует мерить степенью идейной высоты, литературного вкуса, искренности, С. Я. Маршак в конце статьи спрашивал:
«Есть ли у нас уже такая литература?» — и отвечал: «Она создается на наших глазах. Книги Житкова, Ильина, Паустовского, Бианки, Н. Григорьева и других дают нам право надеяться, что научно-популярная литература уступит наконец место литературе научно-художественной».
Житков, один из создателей нового жанра, не сразу овладел им: в своих ранних книгах — «Черные паруса», «Паровозы» — он, как бы не доверяя интересности самой истории техники, «для интереса» призывал на помощь беллетристику. Но скоро в научно-художественной книге он начисто от нее отказался. Сюжетом, «интригой» научно-художественных книг Житкова, придававших им занимательность и «задор», стал, если воспользоваться определением Горького, «самый процесс исследовательской работы».
В 1936 году в статье «О „производственной“ книге» Житков рассказывал:
«Я знаю по опыту, с каким напряжением слушают ребята школьного возраста спор двух научных теорий, с каким жаром передают товарищам, до чего дошла тонкость исследования. И именно перипетии научной мысли, провалы и удачи гениальных исследований — вот что должно драматизировать „производственную“ книгу». Примечательно, что эта мысль впервые была высказана Львом Толстым. «Голые результаты знания — это хуже Иверской и мощей», — писал Толстой. «Главное… науку передать научно, то есть весь ход мыслей при исследовании какого-нибудь предмета».
Житков зло смеялся над критиками, которые, желая похвалить научную или техническую книжку, прибегали к сакраментальной формуле: «живым языком, в доступной детям форме, автор сообщает молодому читателю ряд…» Это неверно, что научно-художественные книги Житкова всего только «доступны», нет, они увлекательны!
Переходя от беллетристического рассказа к научному объяснению, Житков вместе с тем полностью сохраняет эмоциональную напряженность, выразительность языка, темперамент, то есть все те качества повествования, которые и делают произведение художественным. Вот почему его научные книги, в отличие от научно-популярных, мы называем научно-художественными. Беллетристика не единственный жанр, имеющий право на высокое звание художественного; научные книги Житкова — одно из убедительных тому доказательств.
Увлекательность научно-художественных книг Житкова достигается тем, что «нить главной мысли», по собственному его определению, «пронзает материал» и так туго натянута им, что читатель следует за нею с не меньшей неуклонностью, чем за нитью событий в любом приключенческом романе. Содержание же научно-художественных книг Житкова имеет глубоко педагогический смысл.
«Если вы берете своей темой даже просто технический вопрос, важный в современной индустрии», — пишет Житков в статье «О „производственной“ книге», — то надо «осветить этой техникой путь хотя бы в другую эпоху… И если вы пишете по поводу изобретения, пусть самого узкого, прикладного, очень сегодняшнего, — покажите его место в истории техники, а технику — как вехи в истории человечества… Дайте ему наметку этого пути, покажите ему положение этой детальки в мировой борьбе — и он с волнением будет глядеть на это пустяковое, может быть, приспособление, как на обломок штыка, принесенный с битвы».
Технические и научные книги Житкова «освещают путь в другую эпоху», повествуют о великой борьбе. Вот почему они так горячо любимы детьми. Дети, требующие от книги беллетристической объяснения «самого главного», того, «что такое хорошо и что такое плохо», от книги об электрическом звонке или радиорепродукторе тоже требуют «главного»: рассказа о путях и судьбах науки, о судьбах познания, о том, как наука переделывает мир.
Читать дальше