Лидия Чуковская - Борис Житков

В своем творчестве Житков неуклонно «держал» одну «сторону» — сторону трудового народа. И держал не рассудком, не сухо и холодно, а влюбленно, всей душой. Эта страстная приверженность создала его стиль: смелость речи, энергию, меткость, грубоватость — и нежность, запрятанную глубоко внутри, «лирику», проступающую сквозь жесткую точность.

Очерк Житкова о Волховстрое, помещенный в журнале «Пионер» в 1927 году, начинается так:

«Спросишь кого-нибудь из знающих людей: что это за Волховстрой такой? А ответят:

— Это гидроэлектрическая установка.

— Как это?

— А просто: турбины стоят и генераторы, получают высоковольтный ток, подают на трансформаторы… Ну, вот и все.

Объяснил. И слова все какие важные: генераторы, трансформаторы. Трамбомбаторы, одним словом. И не узнаешь больше, чем знал: построили на Волхове на реке что-то электрическое».

Это начало — не только введение в очерк о Волховстрое, но и острый полемический выпад против научно-популярной рутины. Авторы научно-популярных книг и очерков и в самом деле далеко не всегда дают себе труд последовательно вести читателя со ступени на ступень; не умеют пробудить и «расшевелить воображение», как того требовал Добролюбов, не умеют открыть, сделать привычным и домашним термин, прежде чем начать им пользоваться. Они небрежно рассыпают в тексте груду иностранных слов, объясняя одно непонятное другим непонятным, и читатель, испуганный и оглушенный, закрывает книгу, «не узнав больше, чем знал», по выражению Житкова, и смутно подозревая к тому же, что сам пишущий знает свой предмет хотя, быть может, и во всех подробностях, однако не с полной ясностью. Иначе почему бы ему, пишущему, не говорить простыми словами? Ведь то, что ясно тебе самому, ты и другим растолкуешь ясно. Давно уже провозглашено Львом Толстым: «Пробный камень ясного понимания предмета состоит в том, чтобы быть в состоянии передать его на простонародном языке необразованному человеку». И Герценом: «Нет мысли, которую нельзя было бы высказать просто и ясно… Буало прав: все, что хорошо продумано, выражается ясно и слова для выражения приходят легко». Или: «Трудных наук нет, есть только трудные изложения, то есть неперевари-мые». Заповеди эти были не только провозглашены, но и выполнены: Толстым — в его научных статьях («описаниях», «рассуждениях») о гальванизме, о кристаллах, о магните; Герценом — в «Опыте бесед с молодыми людьми», в «Письмах об изучении природы». Революционные демократы в лице Белинского и Добролюбова настаивали на создании целой системы книг для детей и юношества, понятных и увлекательных, которые показали бы детям, как создаются окружающие их предметы и «как строят дома, как пекут хлеб… как делают стул», которые, по выражению Белинского, «весело» знакомили бы детей «с землей, с природой и… историей», провели бы их «по всему земному шару с его многолюдными населениями и пустынями, с его сушею и океанами».

В советское время, когда для перестройки народного хозяйства понадобились миллионы технически грамотных людей, партия повела борьбу за создание массовой «популярной научной и технической литературы». Горький, во многом опираясь на суждения революционных демократов, заложил теоретические основы научно-художественной книги для детей, а одним из ее создателей явился Борис Житков.

Житков был глубоко убежден: «геометрию Лобачевского можно изложить так, что ребята лет тринадцати-двенадцати поймут, что означало это неведение логического баланса Евклидовой геометрии. Я нисколько не сомневаюсь, что к самым радикальным вопросам… можно в упор подвести ребят, и хорошо, если от этого у них за кружится голова».

Возможности технического просвещения народа, созданные революцией, не могли не увлечь Житкова. С детства он любил не только добывать, но и распространять знания. О методах преподнесения знаний он размышлял с юности. Его ученики — платные и бесплатные — всегда блестяще сдавали экзамены и в гимназии и в университете. Продолжал он преподавать и тогда, когда сделался известным писателем. В рабочих школах и на рабфаке он обучал математике, химии, черчению — и постоянно пытался осмыслить и обобщить свой преподавательский опыт. Каким должен быть способ изложения предмета, чтобы предмет оказался легко усвояемым? Этот вопрос всегда занимал Житкова. «Я очень рад, что ты пришел к такой простой, казалось бы, мысли, что не людей надо к курсу приспосабливать, а наоборот», — писал он в мае 1924 года племяннику, преподававшему на рабфаке математику.