Давид Анин: Революция 1917 года глазами ее руководителей

О сумбуре и непонимании, имевшем место в среде и противников большевиков, и самих большевиков, свидетельствует, например, среди многих и тот факт, что почти сразу после открытия Второго съезда Советов, на котором большевики и левые эсеры имели подавляющее большинство, единогласно была принята резолюция Мартова, требовавшая начать переговоры со всеми социалистическими партиями об образовании однородного социалистического правительства, то есть переговоры с партиями революционной демократии, представители которых сидели в осаждавшемся тогда Зимнем дворце. Резолюция Мартова явно шла вразрез с целями Ленина и Троцкого, но Луначарский ее поддерживал, а простодушные большевики за нее голосовали… Правда, Ленин мог в те часы быть заинтересованным в выигрыше времени, в том, чтобы усыпить внимание своих противников в среде и большевиков, и небольшевиков.

О непонимании тогдашнего положения в стане противников Ленина свидетельствуют также и «обращения» Плеханова. Маститый теоретик толкует о «большинстве» и «меньшинстве» пролетариата, о том, является ли учреждаемая Лениным «диктатура пролетариата» и «советская власть» актом, соответствующим или не соответствующим учениям Маркса и Энгельса… Никто или почти никто тогда не понимал, что дело тут вовсе не в «марксизме», в «пролетариате», в его «меньшинстве» или «большинстве», а в установлении нового, до сих пор невиданного строя, выражающегося в едино-

Державин вождя и его аппарата… Люди тогда не понимали, что в те дни закладывался фундамент новой эры, которая перевернет мир и придаст новый смысл всем привычным понятиям и образам.

О самом Октябрьском перевороте существует, разумеется, много версий. Согласно Суханову и Троцкому, переворот фактически уже совершился 21 октября, когда гарнизон столицы признал единственной властью Совет и его Военно-революционный комитет (ВРК). Суханов говорит, что формально в таком поведении гарнизона не было ничего необычного, ибо и раньше – в апрельские, июньские, июльские дни, а также во время корниловского восстания – гарнизон признавал только распоряжения Совета и в очень малой степени считался с приказами Временного правительства. Формально это так. Однако в действительности разница, разумеется, была огромная. Раньше Советы могли иметь и имели конфликты с Временным правительством, но только конфликты. В основном Советы, руководимые меньшевиками и эсерами, не только признавали правительство, но с ним также активно сотрудничали. В предоктябрьские недели и дни Советы – особенно Петроградский, Кронштадтский и Московский – были большевистскими. Отказ гарнизона выполнять приказы Временного правительства без санкций большевистских Советов фактически означал акт неповиновения. В наличных условиях это означало, что в борьбе против большевиков правительство не может рассчитывать на поддержку гарнизона.

Дело в том, – и в этом, может быть, состоял весь трагизм положения, – что ни Керенский, ни его штаб во главе с Полковниковым, по-видимому, не отдавали себе отчета в происходившем. Военные полагали, что создание ВРК и невыполнение приказов Временного правительства было результатом… недоразумений, точнее, результатом второстепенного конфликта между ЦИКом Советов (где все еще главенствовали проправительственные меньшевики и эсеры) и Петроградским Советом, где уже прочно засели большевики и их союзники – левые эсеры. Они не понимали, что это «недоразумение» и этот «второстепенный конфликт» решали судьбу революции и страны.

Была ли демократия, представляемая Керенским и умеренными социалистическими партиями, в те дни так уж безнадежно обречена? Была ли большевистская победа так неизбежна и «закономерна», как ее представляли официальные, а подчас и западные историки? Хроникеры и свидетели тех дней не склонны давать категорический и положительный ответ на этот вопрос. Суханов, – много видевший и много знавший о том, что делалось в правительстве, в партиях и у большевиков (достаточно сказать, что «историческое» заседание большевистского ЦК 10 октября, на котором формально было принято решение об организации вооруженного восстания, произошло, без ведома хозяина, на квартире Суханова), – не сомневался в том, что «хороший отряд в 500 человек» был бы совершенно достаточен, чтобы «ликвидировать Смольный со всем его содержанием». Он также был уверен, что правительство могло «сформировать сводный отряд в несколько тысяч человек», состоящий из юнкеров, ударниц, инженерных войск и казаков. Однако штаб Полковникова не попытался создать сводного отряда. Он растерялся, колебался, советовал выжидать… Момент был упущен.