Давид Анин: Революция 1917 года глазами ее руководителей

Попытка Корнилова могла бы, мне кажется, быть успешной только в одном случае, а именно если бы руководители ВЦИКа Советов и партий эсеров и меньшевиков решились сделать в России что-то аналогичное тому, что более чем годом позже лидеры социал-демократов (такие же, в общем, социалисты и патриоты, как эсеры и меньшевики) Эберт, Шейдеман, Носке и др. сделали в Германии. Именно эти весьма умеренные социал-демократы, объединившись с их немецкими «корниловцами», уничтожили коммунистов и их попутчиков, которые (как в России левые эсеры) оказались временными союзниками коммунистов. Только благодаря этому союзу Германия смогла после поражения 1918 года избегнуть коммунизма и установить и укрепить Веймарскую республику.

По-видимому, только этот путь – путь единого действия генералов с умеренными социалистами – мог и в России обеспечить победу и российских «корниловцев», и тем самым, может быть, и победу российской демократии. По многим причинам – политическим, психологическим и другим – по этому пути не могли следовать ни русские социал-демократы меньшевики и эсеры, ни российские корниловцы. Немецким «корниловцам» и немецким умеренным социалистам это было гораздо легче сделать, ибо им пришлось образовывать этот (для масс столь непопулярный, непонятный и малоприемлемый) союз годом позже, когда они уже имели перед собой большевистский опыт в России. Именно в свете этого опыта Эберт и Шейдеман опасались брать пример с «мужицкой» России и превращать Германию, как годом раньше была превращена Россия, в плацдарм террора, голода и гражданской войны.

Из включенных в эту книгу материалов явствует, что из всех советских лидеров Церетели видел большевистскую опасность наиболее отчетливо. Действительно, уже в июне Церетели требовал разоружения большевистски настроенных частей, а после июльских дней он с удовлетворением констатировал усиление власти Временного правительства и упадок влияния Советов. Однако в антибольшевизме Церетели не было нужной настойчивости, и потому он оказался недейственным. Этот антибольшевизм ограничивался речами, причем иногда двусмысленными. Так, например, в своей знаменитой речи на Первом съезде Советов он все еще причислял большевиков к «семье революционной демократии»; тактику большевиков он все еще считал только «ошибочной»… «Сейчас контрреволюция в прямой борьбе не страшна, – восклицал он под рукоплескания съезда, – но она в нашу крепость революции может ворваться через большевистские ворота»… Красиво сказано, но действительный смысл этих слов был тот же: под «контрреволюцией» подразумевался не самый большевизм, а контрреволюция правая, классическая, генеральско-атаманская, которая непременно уничтожит большевизм.

В известной мере июньские дни и антибольшевистское выступление Церетели можно считать переломным моментом революции.

Во-первых, июньские дни являются первой репетицией или первой попыткой большевиков захватить власть.

Во-вторых, эти дни показали, что большая часть гарнизона столицы, и особенно Красная гвардия, уже подчинялись не «соглашательскому» Совету, а Центральному комитету партии большевиков.

В-третьих, впервые руководитель революционной демократии потребовал принятия настоящих мер, а не только бумажных резолюций, в отношении «заблуждающихся товарищей большевиков». Однако тут выяснилось, что Церетели – этот, казалось, признанный лидер Советов – был по этому кардинальному вопросу в меньшинстве и что действительным руководителем меньшевистского центра был не Церетели, а Ф.И. Дан. Дан воспротивился, а он, если верить Суханову, становился в те и последующие месяцы наиболее влиятельным человеком не только в своей партии, но и в руководстве ЦИКа Советов.

Дело, разумеется, было не в одном только применении репрессий к большевикам. В результате июньской манифестации (организованной формально ЦИКом оборонческого Совета, но фактически прошедшей под большевистскими лозунгами) должно было, казалось, стать ясным, что страна настоятельно нуждается одновременно (перефразируя знаменитую формулу Столыпина) и в успокоении, и в реформах. Однако ни Церетели, ни Дан не проявили нужного понимания и настойчивости. Благородный, обаятельный, но немного медлительный Церетели уступал и не поспевал за бурно развивающимися событиями. В большей или меньшей мере так вели себя и другие лидеры «Звездной палаты». Инициатива Дана– Гоца, предпринятая буквально в последний день перед большевистским переворотом, свидетельствует о том, что только в последние дни февральского режима некоторые из деятелей Совета спохватились и пытались что-то сделать… Однако уже было поздно.