Владимир Гаков: Два фантастических парня из Нью-Йорка

Любопытное пересечение судеб...

Между прочим, с автором этой цитаты судьба распорядилась не менее замысловато. Хотя о его жизненном пути мне известно не в пример меньше.

Шекли также поначалу чуть не разбил сердца своих благонамеренных родителей. С ранних лет в единственном отпрыске на сей раз довольно традиционного – а значит, религиозного – еврейского семейства проснулся «крамольный» дух бродяжничества, не оставляющий писателя вот уже более полувека.

Началось все с поездки автостопом до Калифорнии, куда вчерашний школьник-вундеркинд направился, едва отшумела музыка на выпускном балу. Чего он только не перепробовал на Западном побережье, прежде чем вернулся домой, где его ждала призывная армейская повестка! Следующие три года Шекли провел в Корее, но будущего писателя война по счастливому раскладу не задела – он занимал должности все больше штабные: редактора армейской газеты, писаря-кассира, даже выступал в полковом ансамбле...

И много позже, в возрасте уже достаточно солидном, Шекли сохранил страсть к путешествиям. «Об этом нетрудно догадаться, читая мои произведения, – признавался он. – Я жил в Англии, Испании и в конце концов угомонился, осев в новом доме на острове Ивиса [4] Входит в состав Балеарских островов в Средиземном море. , где провел всю вторую половину 1970-х годов и куда хотел бы время от времени возвращаться впредь.»

Демобилизовавшись, Шекли поступил в Нью-Йоркский университет, закончив его в 1951 году с дипломом бакалавра искусств (соответствует нашему «выпускнику гуманитарных факультетов»), а параллельно умудрился овладеть еще «смежной» профессией... инженера-металлурга!

Тогда же он в первый раз женился, но ненадолго; а всего проделывал эту канительную операцию – развод и новую женитьбу – трижды. В последний раз сравнительно недавно, когда уже разменял пятый десяток – и этот брак также не заладился; правда, четвертая жена, Джейн, не без влияния супруга сама начала писать фантастику. Единственным благотворным результатом всех этих многотрудных попыток создать семью стали дети: сын и две дочери, младшую из коих зовут неожиданно: Аня (Anya)...

Как и Бестер, Шекли являет собой образец человека творчески «расхристанного», неустроенного – в представлении обывателя. Однако если с фотографии первого на нас смотрит богемный художник эпохи битников и джаза (хотя молодость его пришлась еще на довоенную пору): седая бородка-эспаньолка, шейный платок под расстегнутым воротом рубашки, добрые прищуренные подслеповатые глаза за толстыми линзами очков, – то второй больше смахивает на изрядно потертого «старичка»-хиппи: «битловские» усики, на голове – «химка» a la Анджела Дэвис, отрешенная улыбка кайфующего «странника».

С хиппи Роберта Шекли духовно сближает любовь к путешествию, которое те, как известно, понимают весьма специфически... Но, как уже было сказано, жизнь писателя в избытке заполняли и самые прозаические странствия по штатам и странам, и профессиональные, научно-фантастические вояжи за границы реальности. А в свободное от творчества время он чем только ни интересовался: шахматами, яхтами, мотоциклами, коротковолновым радио, философией, психологией, фотографией, велосипедными прогулками, теннисом...

Однако, в отличие от Бестера, научная фантастика всегда оставалась главным делом его жизни. По крайней мере – главным источником заработка.

Тут самое время бросить взгляд – насколько удастся, «параллельный» – на творческий путь обоих.

Что касается Бестера, то критики неоднократно отмечали, что более странной карьеры в научной фантастике, чем его, мало у кого встретишь.

Как заметила биограф писателя, Кэролайн Венделл, «Альфред Бестер представляет собой аномалию даже в мире научной фантастики, в которой высоко ценятся такие качества, как творческая индивидуальность или эксцентричность (что именно, зависит от точки зрения). Писатели-фантасты на протяжении десятилетий обедали вместе, писали вместе, даже спали вместе; большинство стремилось зарабатывать на жизнь именно научной фантастикой. Ничего этого мы не найдем у Бестера. Он никогда не был членом внутреннего круга. Тем не менее, два из его трех романов стали классикой, как и рядрассказов, – не потому, что были типичными, а скорее наоборот – потому, что не лезли ни в какие ворота». Лучше не скажешь...

Он писал фантастику в качестве терапии, своего рода лекарства против стресса; как только нужда в эмоциональном «побеге» из реального мира исчезала, Бестер переставал писать. Он, строго говоря, так никогда и не стал профессиональным писателем-фантастом, если понимать под этим повседневный литературный труд ради хлеба насущного.