Алексей Раздорский - Поэзия Басё. Перевод и смысл

В одном из переводов прочитал: «Грядка с овощами, воробьями залюбовался». И задумался – смысл получается ровно наоборот…

Оба хайку написаны, когда поэту было уже за сорок, поэтому создаётся ощущение, что он сочинял их для каких-нибудь детских сборников с картинками.

Соловей – символ весны, причём «угуису» – его японская разновидность, называемая у нас «камышовка». Птица весны, радости встречается в стихах о любовании цветами и ароматами, а также в любовной лирике. У Басё я вообще не нашёл любовную лирику. Отмечу два хайку, где соловей встречается в паре с ивой, как и в китайском древнем эпосе:

Следующий хайку очень сложен для толкования. Во сне ива то ли превращается в соловья, то ли видит сон о соловье.

Ещё очень удобный для сочинителей хайку птичий персонаж «ворона» – «карасу». С ней всегда связано что-то мрачное, неприятное, её часто упоминают, когда хотят подчеркнуть приближающийся конец сезона или даже жизни. Именно о таком контексте я размышлял, когда переводил шедевр Басё о вороне на сухой ветке. (См. глава вторая.) Мой первый вариант:

Но хотя ситуация во время написания хайку была адекватна той, в которой тогда оказался поэт, я всё же решил не уходить далеко от слов оригинала и остановился на более коротком варианте перевода:

У японцев ворон абсолютно чёрный, не такой, как у нас – чёрный с серым, поэтому и его восприятие несколько отличается от нашего. В одном из хайку Басё прямо указывает – «мы ворона не любим» (ненавидим):

Здесь ещё интересно и то, что «утро» у Басё звучит «асита». Не видя иероглиф, можно не задумываясь перевести как «завтра»…

И тем не менее Басё написал очень красивый хайку, в котором чувствуются нотки сочувствия птице-изгою:

Басё сочинил этот хайку, когда вернулся в родной уезд Ига и был удивлён – всё очень сильно изменилось. В тот момент он почувствовал себя в родительском доме чужим – вороном-скитальцем. «Та-би-га-ра-су» – ворон-скиталец – фактически готовый поэтический образ из пяти слогов, поэтому в таком сочетании встречается даже чаще, чем просто «карасу» – ворон (а).

Следующий персонаж стихов – дятел – «кицуцуки». У Басё он просто «птица-разрушитель» и в его хайку встречается довольно редко. Но толкования и переводы так и не дают представления, что же всё-таки хотел сказать Басё, используя образ этой вполне симпатичной, упорной и упрямой птицы в одном из очень известных хайку:

Стих написан 5 апреля 1691-го года во время похода Басё по местам обитания своего друга и наставника дзен-буддизма Буттё, ранее служившего настоятелем храма Касима.

Рядом с храмом в небольшой роще стояла заброшенная хижина монаха Буттё. Увидев её, Басё был удивлён, что деревянные столбы домика не были выдолблены дятлами, которые обычно разрушали храмовые строения в поисках жучков в старой хвойной древесине. Их за это служители даже называли «комария» – вредитель. Басё, погрузившийся тогда в буддизм, проникся к дятлам уважением за то, что они не разрушили домик почитаемого им монаха.

Мой перевод:

Очень рассмешил один из переводов: «Летняя роща, а домишко-то серого дятла цел-целёхенький». Думал, что это перевод совсем другого хайку.