Дмитрий Быков - Ахматова. «И я сказала: – Могу»

Для меня абсолютной загадкой были эти стихи, пока кто-то из моих школьников не расшифровал их абсолютно просто: «Дмитрий Львович, это листопад». «Ясность ясеневая, зоркость яворовая чуть-чуть красная мчится в свой дом», то есть падает на землю. Для расшифровки этих стихов были потрачены тонны бумаги. Некоторые самые умные писали, что речь о допплеровом смещении, красном смещении так называемом. Очень может быть, но речь-таки идет о мертвой листве, которая падает на землю, и этот кружащийся листопад обозначает собою гибель живых душ. И тут же мы находим этот образ у Ахматовой.

Едва ли не самая страшная строчка во всей ахматовской поэзии, вот уж кто умел триллеры делать. «Страшный праздник мертвой листвы». И вот этот праздник, этот листопад человеческих душ, это его бешеное кружение и составляет карнавал, хоровод «Поэмы без героя». Не будем забывать, что 21 июня 1941 года в Ленинграде, в театре Вахтангова, к столетию гибели Лермонтова шел спектакль Мейерхольда 1917 года «Маскарад» по Лермонтову. «Маскарад» – вот ключевое слово в русской истории ХХ века. И в этом маскараде, в этой страшной комедии масок удивительно совпадают два текста – текст Ахматовой о страшном танце масок у нее дома и текст Пастернака «Вальс с чертовщиной»:

Смотрите, как дико ускоряется этот карнавал, этот безумный хоровод вокруг елки, и по ходу его ускорения мы чувствуем, что действительно что-то адское туда входит. «Улицы зимней синий испуг. // Время пред третьими петухами» (а пред третьими петухами, мы знаем, убегает всякая нечисть). И вот только когда свечи тушатся – «Фук. Фук. Фук. Фук» – это финальная строчка, только тут и заканчивается этот страшный, действительно демонический карнавал. Ведь «Вальс с чертовщиной» не просто так назван. Мы все верим, что Пастернак – это такое веселье, такое счастье, и я сам вносил свою лепту в это, но я все-таки не забывал иногда напоминать, что в радости Пастернака всегда, как укол, таится безумная печаль, какая-то горечь. «Вальс с чертовщиной», который Пастернак сам читал нараспев и сам нотами помечал, зная прекрасно нотную грамоту, где повышение, где понижение – этот абсолютно музыкальный вальс все-таки довольно страшное произведение.

Почему с чертовщиной? Это тоже любимый вопрос, на котором всегда так хорошо валить студентов. Почему, с какой бы это стати в 1940 году одновременно Ахматова и Мандельштам пишут страшные карнавальные стихотворения? Самый распространенный ответ – а это разрешили опять елку. Но ведь елку, ребята, разрешили в 1935 году, у них уже было время отрефлексировать процесс. Было замечательное стихотворение Льва Мочалова, «арестованы были Деды Морозы», но ведь они были реабилитированы в 1935 году. Дед Мороз полностью реабилитировался, начинает создаваться его мифология, внучка Снегурка, зайчата водят с ним хоровод, он, как Санта-Клаус, прибегает с подарками, но это все с 1935 года, это уже разрешено, елки – в рамках общей реставрации. А они пишут почему-то в 1940-м. Потому что общая интуиция двух поэтов дает им самый точный образ происходящего в это время в стране – праздничный карнавал нечистой силы. В этом-то весь и ужас, что советское время – это время беспрерывного праздника. Прав абсолютно Булгаков в «Мастере и Маргарите», когда он описывает это непрерывное торжество, непрерывный праздник сытости, ликования, и даже изъятие валюты обставлено празднично. Все происходит во время каких-то непрерывных ночных банкетов. Вся Москва Булгакова – это Москва постоянно пьющая, жрущая, в Грибоедове заседающая. Вся Москва пьет, жрет и веселится. И действительно, если посмотреть тогдашние фильмы, если полюбоваться тогдашними стишками, Виктора Гусева, например, – это всеобщий праздник, все радуются, все непрерывно по любому поводу празднуют. Столетие пушкинской смерти – тоже страшный, смертельный карнавал, весь год посвящен Пушкину. Столетия смертей отмечаются с особой торжественностью. Десять лет со смерти Маяковского – посмотрите, какая вакханалия, даже закладывают памятник ему на площади Маяковского, постамент там стоял с 1940 года. Все время празднуют смерть, все время праздник общей беды, страшный праздник мертвой листвы. Страшный, потому что листва уже умерла, она летит на землю, но еще не понимает, что она умерла.