Табель-календарь. 1910.
А. С. Рославлев. Шарж. 1913.
Г. И. Нарбут. Шарж. 1916.
Плакат пароходного общества "Кавказ и Меркурий". 1911.
Червонная дама. Трефовая дама. Рисунки для колоды игральных карт. 1911.
Илья Муромец и Святогор. Иллюстрация к былине. 1914.
Полет Черномора с Русланом. Иллюстрация к поэме А. С. Пушкина "Руслан и Людмила". 1918.
Стрельчиха и Андрей-стрелок. Иллюстрация к сказке "Поди туда—не знаю куда". 1919.
Рене Рудольфовна, веселая, остроумная, приветливая, со всеми одинаково дружественная, была душой нашего небольшого коллектива и умела всегда внести не мешающую работе непринужденную веселость, которая наполняла наши рабочие дни и ночи особенной привлекательностью, интересом. Трудились же мы все во главе с Иваном Яковлевичем беспрерывно. Скорый обед, чаепитие и ужин были единственными часами нашего отдыха. С десяти часов утра и до трех часов ночи мы все упорно работали.
Правда, к Ивану Яковлевичу иногда заходили гости, даже целые компании гостей. Тогда работа прерывалась. Однако меня, "платного помощника", Иван Яковлевич не отпускал, и я проводил в его доме очень интересные и содержательные вечера. Чаще всего приходили всей гурьбой: архитектор Щуко, Нарбут, Митусов, деловод школы Общества поощрения художеств и композитор, присяжный поверенный Потоцкий и другие. Иногда заходил писатель Евгений Чириков с дочерьми, двумя гимназистками с косичками. Бывали у Ивана Яковлевича художники: Чехонин, Лансере, Замирайло.
Особенно занятно и весело было, когда приходила приятельская тройка — Щуко (приятели называли его Щучкой), Нарбут и Потоцкий. Тут начинались всякого рода шутки-прибаутки. Иван Яковлевич очень любил добродушно подшучивать над Нарбутом, называя его Нарбутенко, над его украинским говорком и не раз имитировал его так, что сам Егор Иванович заливался смехом до слез. Щуко был незаменимым и неутомимым веселым рассказчиком. Не было художника, про которого он не знал бы какого-нибудь забавного анекдота.
Потоцкий был интересен внешне: он походил и по фигуре и по типу своего худого загорелого лица на индийского факира. Он больше слушал, чем говорил, и все же умел, будучи даже грустным, как-то не вносить диссонанс в нашу веселую компанию. По общему решению ему пожалована была чалма из махрового полотенца. Он всегда надевал ее и становился еще более похожим на заклинателя змей. Щуко был его антиподом по внешности: небольшого роста, подвижной, коренастый, с мясистым лицом, усеянным множеством складок, которые делали его мимику выразительной и соответствующей таланту рассказчика.
К нашей компании часто присоединялась жившая у Билибиных подруга Рене Рудольфовны, ученица Рериха, Александра Васильевна Щекатихина. В то время она была девицей провинциальной и весьма застенчивой. Иван Яковлевич любил подшутить над ней, чтобы ее смутить. Однако все его шутки были не от злого сердца, а дружеские, невинные и остроумные.
Иван Яковлевич очень любил петь, приплясывая, русские частушки или народные песенки, вроде:
Ой, девицы,
По горшенке,
Хоть по маленькой
Да хорошенькой!
Пел по-новгородски, с характерным "оканьем". Вместо бубна он приносил из кухни какой-нибудь таз или решето и, жеманясь по-бабьи, подтанцовывал, эдак бочком, притоптывая каблучками, пел:
Под горку шла,
Решето несла —
Уморилась, уморилась,
Уморилася. . .
Читать дальше