С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

— Нет, — ответил он решительно, — я останусь здесь!

Это была наша последняя встреча...

И. А. Бродский

Весной 1935 года директор Всероссийской Академии художеств И. И. Бродский получил от И. Я. Билибина письмо из Парижа с просьбой содействовать его возвращению в Россию и устройству на педагогическую работу. Это письмо обрадовало Исаака Израилевича, и он на другой же день позвонил в Москву, в Комитет по делам искусств, в ведении которого была Академия, и сказал, что очень сочувствует приезду Билибина и просит по возможности скорее оформить его вызов в Советский Союз. Принципиально это не встретило возражения, но и решения никакого принято не было. Вопрос требовал согласования в высших инстанциях.

Прошло некоторое время, и Исаак Израилевич, будучи в Москве, позвонил в секретариат Сталина с просьбой ускорить решение вопроса о приезде Билибина. Он узнал, что против возвращения Билибина в Советский Союз выступила группа художественных деятелей (фамилии которых не были названы). Ведь Билибин был "мирискусником", а художники этого объединения считались тогда "выразителями устремлений реакционного дворянства и крупной буржуазии".

— Но все разрешилось быстро. Я был вызван в Центральный Комитет, где мне было сказано: "Вы — директор Академии художеств, вы лучше знаете, нужен ли нам Билибин. Решайте, мы целиком вам доверяем..."

Обо всем этом Исаак Израилевич, по возвращении в Ленинград, рассказывал в кругу профессоров и был очень доволен, что вопрос о Билибине решился так быстро. Нужно сказать, что и в Академии были противники Билибина. Когда зашел разговор о том, что же будет преподавать и чему будет учить Билибин, профессор Н. высказал сомнение в целесообразности "возвращаться" к Билибину. "Искусство наше шагнуло вперед, а Билибин — это уже перевернутая страница старой книги", — сказал он.

На это Бродский ответил: "Если Билибин страница старой, хорошей книги, то, по-моему, эту книгу полезно прочитать еще раз. . ."

... Я хорошо помню тот сентябрьский день 1936 года, когда в приемную дирекции Академии художеств вошел хорошо одетый, чем-то очень знакомый, уже где-то виденный, черноглазый человек.

Заикаясь, растягивая слова, он сказал:

— Я Б-би-билибин!—и, галантно поклонившись всем сидящим в приемной женщинам — секретарше Людмиле Евсеевне, машинистке и уборщице, он всем, по очереди, представляясь, поцеловал руку.

— Свой первый визит я счел нужным нанести директору Академии Бродскому, которому обязан своим приездом. Пожалуйста, соедините меня с ним, — обратился он ко мне.

Я сказал, что Исаак Израилевич приедет в Академию только через два часа.

— Ну что ж, мы найдем чем заняться. Погуляйте, пожалуйста, со мной по Академии. Я давно ждал этого часа...

Я охотно согласился сопровождать Билибина. Мы вышли на круглый двор, весь заросший травой, прошли по нижнему циркулю, где расположен музей слепков, и поднялись наверх, в Тициановский и Рафаэлевский залы. Они недавно были реставрированы. В конференц-зале стояли леса.

— А мне друзья говорили, что Академия вся разворована и захламлена. Вранье! ..

По длинному академическому коридору прошли в библиотеку. Чувствовалось, что Билибина волновала встреча с дорогим ему домом и он был счастлив.

— А ведь я здесь ходил, вот здесь, по этой самой лестнице, по этим плитам, и было это совсем недавно. Всего каких-нибудь тридцать лет. . .

Винтовая лестница привела нас в бывшую репинскую мастерскую, откуда несколько ступенек вели на крышу, где в пристроенном стеклянном фонаре была когда-то "спальня" Репина.

— Да... да... Здесь Илья Ефимович спал и летом и зимой... Ну что ж, пока я без квартиры — я готов поселиться здесь. . .

Я сразу почувствовал в нем смешливого человека, любящего улыбку, острое словцо.

— Илья Ефимович никогда не скрывал свои затеи, он охотно показывал ученикам даже неоконченные работы... И страшно не любил, когда его хвалили. . . А нынешние профессора? ..

Он хитро подмигнул мне.

Спустившись в дирекцию, мы узнали, что Исаак Израилевич чувствует себя плохо и в Академию не приедет. Он просит нас приехать к нему.

Мы уже выходили из парадной, когда Билибин, немного смущенный, попросил показать ему, как хранятся ящики с его книгами. (Эти ящики были завезены с пристани Васильевского острова в Академию, откуда Билибин их забрал, когда получил квартиру.) Я вызвал директора академического музея Александра Владимировича Смирнова, и мы пошли в музейный запасник, где хранился багаж Билибина. Это было несколько крепко сбитых больших ящиков с таможенными наклейками и штампами.