В сложившейся острой ситуации нужен был художник-соавтор, могущий своей стилистической концепцией, живописными качествами своего оформления авторитетно вступить в почетное творческое соревнование и полностью оправдать смелое решение новых руководителей постановки. Таким художником и стал Иван Яковлевич Билибин, только что вернувшийся в Ленинград после пребывания за пределами Родины.
Мне поручили поехать к Билибину и привезти его в театр. Послав к художнику курьера с запиской о цели и часе моего приезда, я на другой день отправился на Петроградскую сторону в Гулярную улицу, где Билибин тогда проживал. Подъезжая к указанному номеру дома, я заметил прохаживающегося по тротуару пожилого человека. Увидев машину, он остановился и помахал рукой. Это был Билибин.
Иван Яковлевич был в приподнятом настроении и по дороге с интересом во все всматривался и высказывал удивление в адрес ленинградцев, их жизни на улицах города: "Все куда-то бегут, торопятся, озабочены, совсем нет праздных людей, фланеров". У Биржи пришлось остановиться, что-то случилось с машиной. Мы вышли. Шофер стал возиться в моторе. Иван Яковлевич предложил пройти на Биржевую стрелку. Был полдень хоть и позднего, но погожего осеннего дня. Подошли к парапету. Художник молча смотрел на Неву, крепость, и на его уже немолодом лице читалось скрытое волнение. Оглядевшись вокруг, Билибин остановил на Зимнем дворце проницательный взгляд своих молодых, контрастирующих с его лицом глаз и, теребя бородку, приглушенно сказал: "Сон, сбывшийся сон". Шофер загудел. Иван Яковлевич легкой, подпрыгивающей походкой направился к машине.
Приехав в театр, мы прошли в кабинет к Пазовскому. Усадив гостя в кресло у своего стола, Арий Моисеевич вновь изложил Билибину цель приглашения и выразил надежду на благоприятный ответ, к чему присоединились и присутствующие Лосский и заместитель директора театра Е. С. Локшин. Билибин, открыв привезенную с собою тетрадь, сказал: "Я кое-что тут уже набросал". В тетради оказались цветные наброски пролога, светлицы сестер и первого акта — остров Буян с Салтановым теремом. Рассматривая рисунки, Лосский, после довольно большой паузы, присущим ему размеренным тоном заметил: "Мне все это композиционно представляется несколько иначе. И вообще, уважаемый Иван Яковлевич, работать со мной художнику может быть не очень-то удобно, и потому, во избежание могущих возникнуть в дальнейшем осложнений, я хочу вам сейчас здесь объяснить — почему: дело в том, что я делаю планировку декораций и рабочих макетов своих постановок сам, это у меня неразрывно связано с режиссерским решением, одно другое обусловливает. А дело театрального художника — я не декларирую это как принцип, я говорю о себе — облечь мои представления и композицию в красочный стильный костюм. И чем, конечно, это будет ярче сделано, тем будет лучше для спектакля, а в данном случае, я в этом убежден, лучше вас, Иван Яковлевич, никто этого не сделает".
Обложка программы театра "Der Blaue Vogel" ("Синяя птица"), 1926.
Салтан подслушивает беседу трех девиц. Иллюстрация к "Сказке о царе Салтане" А. С. Пушкина. 1928.
Проводы Салтана на войну. Иллюстрация к "Сказке о царе Салтане" А. С. Пушкина. 1926.
Пробуждение Гвидона. Иллюстрация к "Сказке о царе Салтане" А. С. Пушкина. 1926.
Пир. Иллюстрация к "Сказке о царе Салтане" А. С. Пушкина. 1928.
Оранта. Эскиз фрески.
Страшный суд. Эскиз фрески для греческого православного храма в Александрии. 1925.
Персидская охота с соколами. 1929.
Читать дальше