Иван Яковлевич любил природу, животных, птиц, рыб, растения и трогательно относился к ним. В Египте он завел хамелеонов и много раз в день бегал в сад ловить всяких насекомых для кормления своих любимцев. В Париже от двух канареек, подаренных ему княгиней Тенишевой, он развел более сорока пташек, которые порхали по мастерской, распевая песенки. Вспоминается забавная сцена: сидит за своим рабочим столом Иван Яковлевич, а одна из птичек по прозвищу Лебеденыш (в честь его ученицы по Обществу поощрения художеств Марии Лебедевой) примостилась у него на голове и выдергивает волосы для того, чтобы унести к себе в гнездо. Художник сидит неподвижно, боясь вспугнуть птичку, и свирепо вращает глазами, приказывая нам не тревожить Лебеденыша своим смехом. Сколько было горя, когда одна из самочек умерла в гнезде, и Иван Яковлевич, подложив "осиротевшие" яички в другое гнездо, часами просиживал у клетки, следя, чтобы "мачеха" не выкинула приемышей. Одновременно здесь в мастерской в небольшом террариуме сидел сверчок, который своей "музыкой" по вечерам развлекал Ивана Яковлевича и приводил в исступление наших соседей — семью французского скульптора Пуассона. Здесь же в аквариуме плавали всякие тропические рыбки. Художник прекрасно знал ботанику, но его знания не были сухими знаниями систематика. Он любил растения, как живые существа. Особенно он любил могучие деревья с кряжистыми стволами и извивающимися корнями. Многочисленные зарисовки в альбомах показывают, с каким вниманием он относился к строению дерева. Всем окружающим он всегда внушал любовь к природе и настаивал на том, что истинный художник должен не только ее любить, но и знать.
Иван Яковлевич обладал редким богатством знаний. Он прекрасно знал древнегреческий, латинский и старославянский. Читал античных авторов в оригинале. Помню, как при встрече в Ленинграде Билибин и его однокашник по гимназии профессор-эмбриолог П. П. Иванов щеголяли друг перед другом, читая наизусть отрывки из "Илиады" и "Энеиды". Он отлично говорил по-французски, по-английски, по-немецки, а во время своего пребывания в Египте овладел и разговорным арабским языком. Со словарем он разбирал итальянский и испанский. Ему доставляло истинное удовольствие прослеживать этимологию того или иного слова и находить общие корни слов в различных языках.
Он хорошо знал историю. Мог назвать всех известных фараонов и династии, к которым они принадлежали. Он очень любил спрашивать у собеседника имя-отчество какого-либо царя и даты его рождения и смерти.
Иван Яковлевич обладал тонким музыкальным слухом, унаследованным им, по словам его двоюродной сестры Веры Ивановны Краснобаевой, от матери, талантливой пианистки, ученицы Антона Рубинштейна. Его любимыми композиторами были, в первую очередь, Римский-Корсаков и Глинка. Любил он Бородина и Глазунова, а также Грига, Сибелиуса и, конечно, Баха, Моцарта и Бетховена. Нравились ему и модные парижские песенки. Он часто останавливался у станции метро "Пастер" послушать уличных певцов и часто весело подхватывал припев исполняемой песни.
С восторгом он слушал пение Обуховой и Неждановой. Запомнилось и его высказывание: "Голос — это дар божий. А вот культура исполнения — это труд певца. И тем, и другим в полной мере обладают Шаляпин, Нежданова, Обухова".
Художник очень много читал. Его любимыми писателями были Толстой и Аксаков. Любимыми поэтами — Пушкин и Державин. С детства и до конца жизни Билибин сам писал стихи, чаще всего это были шутливые послания к друзьям и заздравные тосты-оды. Немногим более чем за месяц до смерти в полутемном подвале Академии художеств он прочел последнюю оду "На 1942 год".
Истинным патриотом, человеком, влюбленным в людей и во все живое, скромным тружеником и подлинным энциклопедистом, добрым "дядей Ваней" запомнился мне Иван Яковлевич Билибин.
1Н. Bergasse. Exposition J. Bilibine. — "Orient Musical", 1925, № 35, 15 janvier. Перевод автора воспоминаний.
2Рукописи, цитируемые в воспоминаниях, находятся в архиве семьи художника.
3F. Sollar. Les decores et costumes du "Tzar Saltan".—"Les Echos d’Art" (Paris), 1929, № 43, Fevrier, p. 32. Перевод автора воспоминаний.
П. Е. Корнилов
После возвращения на Родину
Имя русского художника—графика и декоратора, близкого к группе "Мир искусства" Ивана Яковлевича Билибина было знакомо мне сравнительно давно. Еще в юношеские годы я обладал серией открытых писем с воспроизведениями его эскизов к опере "Руслан и Людмила". В них привлекало тогда какое-то особое чувство декоративности. Едва ли не самое первое знакомство с художником произошло на страницах издаваемой И. Э. Грабарем "Истории русского искусства", где Билибин был участником общей работы, где были воспроизведены его фотографии с деревянного зодчества нашего Севера.
Читать дальше