Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

— Спасибо, мне тоже было очень приятно, мы здорово поработали вместе. Но не переживай так, сынок, наши пути ещё пересекутся.

Да, мы делали одно дело. Так держать, Чак Берри!

Наш коммерческий директор, Микки Мост, по моему глубокому убеждению так никогда и не стал великим продюсером, но он был гением желаний публики, он всегда точно знал, что она хочет, но у него даже и в мыслях не было, чтобы записать наш «Дом восходящего солнца» не то что выпустить его сорокопяткой! Нет, что вы! И не то, что мы его постоянно пели и не то, каким успехом он пользовался во время гастролей с Чаком Берри, но убедило его, что мы были правы, только при содействии продюсеров программы Ready, Steady, Go!, которые поверили в его жизнеспособность и предоставили нам эфирное время и возможность выступить с ним по телевидению, что и сделало «Дом восходящего солнца» номером первым по всему миру всего за каких–нибудь две недели.

Мечты сбываются. Снова гастроли, теперь уже по западным окраинам нашей страны. Мы прибыли в очередной зал, все билеты были уже давно распроданы и парень, отвечающий за сцену, подошёл к нам и стал поздравлять и жать всем нам руки, оказалось, а мы и не знали, что «Дом восходящего солнца» взлетел накануне на вершину английского горячего списка. Мы ещё не вышли на сцену, а телефонная трубка уже накалилась от постоянных звонков, звонили отовсюду, чтобы только поздравить нас. А из агентства даже сообщили нам, что уже в плане стоит американское турне. Мы были на полпути к исполнению наших главных мальчишеских желаний — выступить с нашей музыкой на земле, которую мы уже успели так полюбить — в Америке, родине блюза.

В тот вечер мы играли как никогда. Нас любили, мы любили своих верных слушателей. Такое было чувство, что я нахожусь дома, в кругу родных. Когда пришло время «Дома восходящего солнца», лица всех наполнились светом. Я спустился со сцены, большего воодушевления я не испытывал за всю мою жизнь. За кулисами нас ждал фуршет, окончившийся грандиозной вечеринкой. При первой же подвернувшейся возможности я удрал с него, схватил свой портплед, взбежал по лестнице и заперся в пустой гримёрке. В портпледе у меня был спрятан небольшой пакетик из обрывка газеты, внутри которого лежала африканская травка, которой меня когда–то снабдил Грэм Бонд. Свернув косяк, я молча его выкурил, вспоминая кем мы были, и через что нам пришлось пройти, вспомнил и напутственные слова, сказанные Грэмом в тот момент, когда он мне её давал.

В действительности это была первая трава, которую мне пришлось держать в руках. Я пробовал курить как–то раз гашиш, но впервые я курил траву. Я скурил всего–лишь половину, но она меня так сильно зацепила, что меня начало буквально трясти от смеха, когда я вспомнил слова Грэма. Мы сидели с ним у меня в лондонской квартире друг против друга на полу по–турецки скрестив ноги. По его словам, прошло много лет, прежде чем ему удалось выйти на отличную траву. Он вскрыл пакет и сказал, чтобы я запустил туда свои пальцы и, взяв шепотку, растёр её между ними и поднёс к носу. Запах приятный и довольно сильный. Он скрутил козью ножку, и протянул мне со словами:

— Вот, пыхни, она придаст тебе настроение, и если ты собираешься жить блюзами, тебе предстоит провести всю жизнь в поисках настоящего блюза, и вот ещё, что я тебе сейчас скажу — у людей по всему свету на устах будет твоё имя, но ты так никогда и не заработаешь больших денег.

Приступ смеха перехватил дыхание, когда в памяти вспыли его слова. Запись заняла первое место по всему миру. Должно быть, он просто шутил.

Прямо с самого начала я испытывал к Америке любовь–ненависть. Сперва я даже собирался наняться на торговое судно, чтобы только попасть туда. Колледж и рок–н–ролл уберегли меня от этой затеи, и теперь я, вольный стрелок, лечу туда первым классом, спасибо тебе, музыка. Но от слова «начали!» не осталось и следа, наш скромный коллектив толкали, загоняли в отдельные помещения и подолгу коптили нас там. Хотя и видно было, что они старались нас уберечь от чего–то. До боли стыдно.

Мы летели переполненные чувствами, но как только ступили на землю Америки, наши активы улетучились без следа. Всё было сделано, чтобы лишить нас крыльев. Не надо и говорить, что нам стало невесело.

С того самого момента как наш самолёт приземлился в нью–йоркском аэропорту Кеннеди, мы попали в карнавал сумасшествия, карнавал, который отдалил от нас потенциальную нашу аудиторию, какие–то клоуны, животные, канатоходцы, карманники, толкачи, полицейские со своими невероятных размеров пушками, всё это вынудило нас пробираться закоулками, чтобы избежать назойливых приставаний. Но по крайней мере, именно среди этих уродов и монстров временами нам попадался нормальный, хороший народ.