А немцы устраивали за корректировщиками настоящую охоту. И, обнаружив, снарядов не жалели, долбили до конца. Один корректировщик заполз с рацией под подбитый танк на нейтральной полосе, и работал оттуда. Когда немцы вытеснили наших, вызвал огонь на себя. Прямого попадания в танк не случилось, немцы несколькими снарядами с канонерки были разбросаны. Моряка контузило. Пришел в себя ночью от того, что кто-то трогал его: «Дяденька, дяденька…». Мальчишка из местных вывел к своим.
Когда Яшин попал на «Усыскин», первый командир корректировочного поста лейтенант Телепаев был в госпитале — множественное осколочное ранение. Его заменил лейтенант Шичко.
Позывной «Усыскина» был «Волга». И моряки очень гордились радиограммой: «Волга» — молодец! Генерал-полковник Еременко».
Во время стоянки на якоре в обязанности бакового матроса входило наблюдение за тем, что происходит по носу корабля. Яшин заметил, что время от времени матрос подает какой-то сигнал, и моряки бросаются в шлюпку. Оказывается, по Ахтубе плыла глушеная рыба. Оглушить ее могло еще с ночи, на Волге, когда немецкие артиллеристы охотились за бронекатерами.
На второе утро, чувствуя в себе еще некоторую слабость, Яшин подошел к матросу, присел на кнехт. Напряженно начал смотреть вперед. Очень хотелось увидеть рыбу. «Товарищ старший политрук, вон… — матрос вытянул руку вперед, — дерево к воде наклонилось, так чуть правее». Яшин видел это дерево, но в окулярах бинокля нашел его не сразу. Правее в воде колыхалось светло-серое пятно.
— Рыба? — спросил Яшин.
— А то. И еще какая…
Яшин попросился у вахтенного офицера взять ее. Сел в шлюпку, уже почти оттолкнулся от борта. Матросы кинули сачок. «Как это я сразу о сачке не подумал, — мелькнуло у Яшина, — мог бы опростоволоситься». Со шлюпкой он управлялся неплохо — научился еще в Покровском затоне. Выгреб вперед, наискосок, выровнял шлюпку. Когда до рыбины оставалось метров десять, бросил весла, взял в руки сачок и вышел на нос.
Матросы высыпали смотреть, как поэт будет брать рыбу. Яшин поднял сачок, и теперь отчетливо было видно, плывет крупный сазан. Постояв с полминуты, Яшин сообразил, что шлюпку несет течением, так же как и сазана, потому он и не приближается. Яшин спиною почувствовал насмешливые взгляды матросов. Шагнул назад, сел на банку, положил сачок возле себя. Сделал несколько гребков, не вставая, прямо с борта, подвел сачок под рыбину и перевалил в шлюпку.
Задуманная Яшиным поэма имела размах, как имели размах те августовские и сентябрьские дни битвы. В отличие от Ораниенбаумского плацдарма, куда Яшин попал во время позиционных боев, здесь ему довелось увидеть и пережить самое трагическое — бомбежку города и наступление немцев.
В первый день, 23 августа, Яшин ни о чем не думал, кроме того, что ему надо быть рядом с Аней. Переправился на левый берег, не зная еще, жива ли она. И сердце сжималось от безнадежности, потому что напротив горел город и его ничто уже не могло спасти. В ту ночь один единственный раз за всю войну Яшин разуверился в конечной победе. Гнал от себя эту мысль и не мог прогнать. Потом дела затянули, это ощущение безнадежности отпустило, хотя в памяти осталось навсегда. «Вспоминаю, как я стоял на берегу Волги в ночь с 24 на 25 августа, смотрел на Сталинград в огне и говорил одно и то же: грядет фашизм». Это он записал в дневник через несколько месяцев.
Самые острые и в то же время размашистые строки были в начале поэмы: «Это горящий, а правильнее сказать, гибнущий город».
Дальше Яшин рассказывал, как на пути немцев стали краснофлотцы, как ударили по немцам канонерки, потом, как на защиту города записывались в добровольцы рабочие, потом — как в разбитом городе вновь начинала теплиться жизнь.
На выбитом из бочки днище
Кипел семейный самовар.
В трубу с родного пепелища
Щипцами подносили жар.
Этот эпизод не придуман, все это видели краснофлотцы с «Туры», ходившие 25 августа в город, и рассказали Яшину.
Одна из самых удачных глав поэмы — «Дочь Сталинграда».
В руках чемодан маленький
В ремнях одеяло и валенки.
Не в меру тепло одета,
Чтобы побольше взять:
Платьев на ней штук пять
И шуба поверх жакета.
Девушка шла к Волге, чтобы переправиться на левый берег. Во время бомбежки люди действительно надевали на себя все, что можно, и шли к пристаням.
Яшин (или герой-рассказчик) якобы сам видит дальнейшее:
Читать дальше