Александр Рогозин - Трассирующие строки

Элеватор немцы все же взяли. На нарукавном знаке для участников этой битвы с немецкой стороны был изображен как раз элеватор. Фашистские идеологи его посчитали символом Сталинграда. Может быть, потому, что до войны Алексей Толстой написал повесть «Хлеб», где изобразил Сталина, который в гражданскую войну гнал отсюда эшелоны зерна в голодающие Питер и Москву и тем самым спасал Советскую власть от контрреволюционных мятежей в столицах. А может быть, потому, что других уцелевших зданий в городе не осталось. Тем более, что элеватор имел характерные и по-своему величественные очертания. Своей массивностью и основательностью он напоминал старинную крепость.

С конца сентября 1942 года фашисты стали называть сам город «Немецкая крепость Сталинград», а своих солдат — защитниками и героями Сталинграда.

Переброска в город дивизии Родимцева несколько стабилизировала положение. Теперь закрепить этот небольшой успех могло только налаженное снабжение: без боеприпасов и продовольствия армейцы не продержатся и несколько дней.

Через Волгу надо было отправлять пополнение, танки, артиллерию. И если солдат можно было перебросить на правый берег ночью юркими тральщиками, для артиллерии нужны баржи и буксиры. А неуклюжие баржи, словно гусыни, переваливающиеся на волне с борта на борт, были отличной мишенью.

Немцы пристреляли судовой ход у Обливного острова, здесь из закрытой воложки Куропатка и из Сталинградского затона выходили на Волгу суда. Здесь же и гибли, тонули. Канонерки, хорошо замаскированные в протоках, ничем помочь не могли. Морские орудия били далеко, но линия фронта в центре постоянно менялась. Железнодорожный вокзал пятнадцать раз переходил из рук в руки. Бои велись в домах и подвалах. Гвардейцы держали при себе клинки и кинжалы. Какая тут артиллерия?

Приказом командующего 62-й армией от 26 сентября работа центральной переправы была прекращена. Грузы для доставки на правый берег сосредотачивались у причалов реки Ахтубы и у поселка Скудры. Поселок был прикрыт от прямого обстрела фашистской артиллерией островом Зайцевским.

С этого времени ответственность за снабжение и огневую поддержку частей 62-й армии ложилась на Северный отряд кораблей Волжской флотилии. Для его укрепления из района Татьянки под покровом ночи по Волге в Ахтубу прошло несколько бронекатеров.

Северный отряд базировался в районе Киляковки и Безродного. У Киляковки, где в Ахтубу вдавался лесной массив, было сосредоточено тыловое хозяйство отряда: склады, ремонтные мастерские, полевые кухни, бани. Все это инженерная служба флотилии старалась упрятать под землю, прикрыть дерном от взгляда фашистских летчиков. А самым надежным прикрытием были широкие кроны дубов. Из-за этого, собственно, и выбрали мыс.

Жителей Киляковки эвакуировали как из опасной зоны, в действительности просто выселили, чтоб поменьше глаз наблюдало, что здесь и кто. Осталось несколько человек, которые помогали морякам вести хозяйство.

Самыми крупными кораблями Северной группы были канонерские лодки «Чапаев» и «Усыскин». Они имели более или менее просторные кубрики и каюты для командиров. Хорошо оборудованный камбуз. Правда, кают-компании предусмотрено не было. Офицеры приходили в столовую после матросов.

Безродное соединял с правым берегом наплывной мост, «Усыскин» стоял выше моста, «Чапаев» ниже, ближе к Киляковке.

Редакция фронтовой газеты «Сталинское знамя» располагалась в Средней Ахтубе. «Сталинградская правда» базировалась аж в Николаевке, напротив Камышина. Политотдел флотилии располагался в пойме, между Тумаком и Краснослободском. База первого отряда боевых кораблей была на острове Сарпинском за Тумаком.

Яшину постоянно приходилось бывать то там, то там. На кораблях и в редакциях его уже знали, привечали. Он вынужденно вел кочевую жизнь и не ведал, где будет ночевать сегодня, а где завтра. Все бумаги носил с собой.

С середины октября на Волге задули ветра. Но в пойме было тихо, и хотя земля в октябре уже устлана мягким палым листом, деревья еще не обнажались. Из Средней Ахтубы Яшин приехал в Тумак, оттуда через воложку Куропатка ему надо было добираться на базу первой бригады кораблей.

Он вышел из штабной эмки и едва ступил на наплавной мост, как порыв ветра распахнул полу еще незастегнутой шинели, словно мокрым пупырчатым полотенцем прошел по распаренному в машине телу. Яшин торопливо запахнулся и ускорил шаг. Волны разбивались о тупые понтоны моста, ветер подхватывал брызги, перебрасывал через перила. Промокнуть Яшин не успел, однако продуло его основательно.