Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

— Так вот, завтра в шесть часов утра я бужу тебя и отправляю в колхоз. Пойдешь пешком. Понял?

— Понял, — тихо произнес сын.

— А сейчас иди, ложись спать.

Саша тяжело поднялся и пошел к кровати. В душе он, вероятно, уже не один раз покаялся, что ушел из колхоза.

Отец, сидевший тут же, за все время не произнес ни слова. Снова спрятался за меня. Нет, не помощник он был мне в воспитании наших детей.

Утром рано я разбудила Сашу. Он сидел за завтраком, когда вошел отец и сообщил, что в колхоз сейчас пойдет машина. Повезут рабочих.

Саша сорвался с места.

— Куда? — остановила я его.

— К Вовке Меньшикову.

— Никуда не пойдешь, — приказала я. — Хочешь опоздать на машину?

И тут же я поняла, что сказала лишнее, что чувство дружбы будет сильнее приказа матери, что сейчас Саша выйдет из повиновения, и что на это я его сама толкнула своим не обдуманным приказом. Но было уже поздно. Саша убежал к товарищу, чтобы сообщить ему о машине. Правда, он быстро вернулся. Верно, Вовка отказался поехать обратно.

— Значит, ты поставил меня ниже своего Вовки? — спросила я сына, не желая сдаваться и терять своё влияние на него.

Саша промолчал.

— Ну что же, так и буду знать, что тебе Вовка дороже, чем твоя мать.

С этого времени в наших отношениях пробежал холодок. А ведь его могло бы и не быть, не сделай бы я неосторожного шага. Как никогда я поняла тогда, как необходимо матери и гнев, и любовь к своим детям всегда держать под контролем сознания, проявляя чувство меры. Но неверный шаг был сделан. Надо было как-то его исправлять, искать пути для восстановления прежних отношений с сыном.

После возвращения Саши из колхоза я объявила ему, что отныне он сам будет стирать себе белье, сам чинить его и не будет вообще ни о чем просить меня.

— Раз для тебя мать ничто, нечего и обращаться ко мне, — заявила я ему.

Саша, молча, выслушал сказанное. Я стала делать вид, что не замечаю его, а на его просьбы отвечала:

— Проси своего Вову. Он ведь тебе дороже, чем я.

Саша ходил обиженный, но не сдавался. Он выполнял работы по хозяйству, на которые я указывала ему, однако делал это не охотно, с оговорками.

— Надо воды принести, — говорила я. Сын забирал ведра и непременно ворчал:

— Пусть Толька носит. Чего все меня заставляешь?

Чувствуя холодное к нему отношение, он и сам становился грубее. Я возмущалась, стыдила его, но это помогало мало. Надо была кончать с таким положением. Это понимала я, наверно, понимал и Саша. Я видела, что его тяготили такие отношения. Как-то раз он попросил денег на кино. Я промолчала, а потом начала:

— Саша, неужели ты не понимаешь, как оскорбил меня, решив самовольно уйти из колхоза? Ты даже не подумал обо мне, о том, как мне, твоей матери, будет неприятно. О Вове Меньшикове ты сразу вспомнил, когда тебя стали отправлять обратно, а вот обо мне и не вспомнил. Я ведь обиделась на тебя не столько за то, что ты не послушался меня и побежал к Вовке, сколько за то, что о нем сразу подумал, а обо мне нет. Какой же ты мне сын после этого? Как что, тебе мама нужна, а тут не нужна стала. Ты даже не извинился за свой поступок.

Сын задумался. Верно мои слова заставили его по другому посмотреть на свое отношение ко мне, на свое поведение.

Потом он ответил:

— Погоди, мама, дойдет до меня все это, я извинюсь, а пока не дошло.

Я тяжело вздохнула:

— Ну что же, буду ждать, когда дойдет.

После этого разговора отношения немного улучшились, но Саша нет-нет, да и срывался на грубость. Время шло, а конфликт продолжался. Неожиданно разрешился он взрывом.

Был субботний день с поломытием и баней. Ребята пришли из школы и как всегда принялись за уборку. Они уже заранее знают, кому и что делать.

— Сегодня я буду менять постельное белье. Не забудь, Саша, выстирать себе простынь и наволочку. Спать будешь пока без простыни, — спокойно сказала я.

— Ладно. Знаю уже. Чего все время напоминаешь? — грубо ответил Саша.

— Как ты со мной разговариваешь? — возмутилась я.

— А как еще надо? — снова грубо ответил сын. — Ты сама со мной грубо говоришь.

И тут я взорвалась.

— А ну-ка скажи, — подступила я к нему, — когда я с тобой грубо разговаривала? Чего молчишь? Говори!

Саша молчал.

— Разве я начала с тобой грубо разговаривать? Ну, чего молчишь? Говори! Говори, тебе говорят!

Я схватила тряпку и замахнулась на него. Саша быстро поднял руки для защиты. Я ударила его.

— А ну отпусти руки! — приказала я, замахиваясь снова. — Отпусти!