Сяргей Шапран - Сяргей ШАПРАН УЛАДЗІМНезавершаная аўтабіяграфія. Старонкі новай кнігі

У меня нет запасной Родины, я был и остаюсь гражданином своей страны, во всём готовым разделить её судьбу, кроме несвободы».

У Варшаве Някляеў спрабаваў стварыць Інстытут Беларусі ў Польшчы - па аналогіі з Інстытутам Польшчы ў Беларусі, але з іншымі задачамі - падмурак задумы быў палітычны. Палякі ўсяляк у тым садзейнічалі, але да «моманту казытлівага пытання пра сродкі. “Пане Владэку, скуль у бедным польскім паньстве грошы?.. Проша пана да амерыканцаў”».

Да таго ж не абышлося без «рэкамендацыі» Васіля Быкава, якому палякі патэлефанавалі ў Хельсінкі, і Васіль Уладзіміравіч сказаў, нібы Някляеў мае ў Польшчы нейкія прыватная інтарэсы, таму і з’ехаў з Беларусі. «Супакоіўшыся, разважыў: што і як у Фінляндыі мог ведаць Быкаў пра мае прыватная інтарэсы ў Польшчы? - задаваўся пытаннем Някляеў. - Калі б нават яны былі... Выходзіла, што, як раней нас рупліва разводзілі, так стараюцца і цяпер. Ці дома, ці тут. Бо калі палякі - хто горача, хто прахалодней - мне ўсё ж дапамагалі, дык беларусы ў большасці сваёй заміналі. Асцерагаючыся, каб не заняў чыю-небудзь нішу, накапаную норку». Сам ён, каб нешта высветліць, Быкаву не патэлефанаваў, але, не стрываўшы, выклаў усё блізкаму быкаўскаму сябру - рускаму крытыку Валянціну Аскоцкаму, які ў гэты час завітаў у Варшаву. Той паабяцаў паведаміць пра ўсё Быкаву і сваё слова стрымаў, надрукаваўшы ў маскоўскай газеце «Литературные вести», якую ён рэдагаваў, не толькі заяву Някляева, але і ягоны каментар да яе:

«Последнее время мне часто задают один и тот же вопрос: зачем тебе, поэту, понадобилось осложнять себе жизнь, выступать с политическим заявлением, ставящим под сомнение легитимность президента Беларуси? Только по одной причине: я не мог и не могу признать результаты референдума, продлившего президентские полномочия А. Лукашенко. Этим референдумом одновременно отменена национальная символика - флаг и герб, а национальный язык поставлен ещё в более сложные условия выживания, чем это было в советское время. Такой активной политики русификации, подготавливающей “объединительную почву”, в нынешнем веке Беларусь не знала. И прискорбно, что такая политика благосклонно поддерживается частью российской интеллигенции, в том числе литераторами. Во всяком случае, их “творческие десанты” в Беларусь существенно этому способствуют.

Участник одного из них, уважаемый мною автор “Прощания с Матёрой”, заявил, например, что увидел в Беларуси не политику русификации, а стихию русинизации: всё, мол, не сверху направляется, а идёт снизу, от народа. Полноте, Валентин Григорьевич! Где и когда это было видано, чтобы народ по своей воле переводил себя в другой язык, в иную веру или культуру? Такое может при­видеться, если только не считать народ народом, а язык языком. И что это за мессианство новейшее в конце ХХ столетия в центре Европы? Простите уж, но если вам, русскому писателю, невыносимо было расставаться с одной Матёрой, то каково же мне, белорусскому поэту, расставаться со всей Беларусью?.. Не­возможно представить, будто вы не понимаете того, что русификация Беларусь затопит? Стало быть, она нужна вам лишь как территория. Вода схлынет, всё сметёт - а земля останется?

Я люблю Россию не меньше, чем Беларусь, могилы моих предков на берегу Волги, под искусственными разливами которой также скрылась не одна Матёра. И ни я, ни любой другой белорусский литератор в здравом уме не скажет вам, что он против России. Это нам приписывают те, кто против Беларуси. И не против я союза с Россией, а против его объединительного либретто, написанно­го по мотивам политической конъюнктуры. Ну какой ещё вариант, какое ещё условие, кроме отказа от независимости, могут быть предложены Беларуси, если речь идёт о едином государстве? Никакого другого - это очевидно. [...] .одна страна-сторона готова сдать свою независимость, а другая страна-сторона, что выглядит не краше, готова эту сдачу принять. Если не позор, то что это такое? Чтобы не участвовать в нём и даже не быть ему свидетелем, я и уехал - мне за такую цену не нужно ни дружбы, ни братства, ни единства».

Гэты нумар газеты Аскоцкі ў кастрычніку даслаў Быкаву, праўда, у суправаджальным лісце пісаў: «Дошёл слух, что Некляев уже помирился с пре­зидентом и вернулся на Родину. Если так, то его заявления имеют чисто исто­рический характер. Тем более: пусть останется как память о зигзагах судьбы.» Але гэта зноў жа былі чуткі, насамрэч Някляеў не мірыўся з Лукашэнкам і не вяртаўся на Радзіму.