Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

На высоте 1713 прямым попаданием одной из таких бомб был убит корешок Мити Черемушкина, тоже Митя, кавалер ордена Ленина — Чусовитин. Бомба весом в пять килограммов разнесла тело разведчика на куски. Мы вместе с Рудневым и Воронько похоронили его останки в скалах.

— Чусовитин погиб шагах в пятнадцати от комиссара, — встревоженно шепнул мне Воронько.

Павловский ходил вокруг Руднева и ругался. Он даже пробовал приказывать комиссару:

— Вы какое имеете право рисковать жизнью, товарищ комиссар?

Руднев даже не повернул головы.

Он забрался на самую вершину высоты 1713 и долго стоял там во весь рост.

Мы вслед за комиссаром вскарабкались на огромный осколок застывшей лавы.

Захватило дух. Вокруг горы на десятки километров — горы как на ладони. Воздух, ранее подернутый синей дымкой, был прозрачен, как хрусталь. Кряжи отбежали далеко. Высот стало неизмеримо больше. Звуки уже не таяли в мягкой вате тумана.

— Гляди! — насмешливо сказал Руднев.

Недоумевая, Базыма молча пожал плечами.

— Не замечаете? Звучащее приблизилось, видимое отдалилось, — сказал раздельно Семен Васильевич.

— Да, пошли все измерения вверх тормашками, — поддакнул Базыма, не понимая еще, куда клонит комиссар.

— Ножницы звука и плэнера… — важно изрек поэт Платон Воронько.

Руднев с улыбкой поглядел на поэта.

— Я не для поэзии говорю, Платон. А по военному расчету. В этих условиях попасть в цель дальше двухсот метров невозможно.

Мы молчали, соображая, что означает для нас и для врагов это новое обстоятельство.

— Кому же на пользу это преимущество? — шепотом спросил меня кинооператор Вакар.

Руднев обратился к Базыме:

— Григорий Яковлевич! Только отсюда, с высоты 1713, можно понять до конца нашу допотопную карту. Внимательно ориентируйтесь. Отсюда видны все наши промахи и ошибки, вызванные неумением ходить в горах.

Базыма, Воронько, кинооператор Вакар смотрели на комиссара. А он продолжал:

— Вы видите только одно — мы в опасности. И я вижу это. Но ведь знаешь еще что… — Он сбросил фуражку и задумчиво провел ладонью по лбу. — Моряк во время бури руководствуется не волной, которая ему угрожает, а звездой, указывающей ему путь.

— Красивые слова, — сказал Воронько, по привычке вынимая затрепанный блокнот.

Руднев вытер лоб и сказал тихо;

— Ленинские слова, Платон! Это здорово, друзья, что Чусовитин вывел нас на такую высоту. Теперь мы хоть не будем плутать. Маскируйтесь! Штаб, за работу! Ориентируйтесь. Это, может быть, судьба дает нам последнюю возможность командирской рекогносцировки. Не надейтесь на память. Ориентируйтесь! Записывайте, наносите на карту. Рисуйте кроки. Иначе нам не выбраться.

Штабники поняли комиссара с полуслова. Закипела работа, благо «стрекозы», отбомбившись, улетели.

Через полчаса минер Воронько вырвал из блокнота чисток и протянул мне. Там было написано следующее: Вiн тут стояв на чорнiй скелi У жовтiм гумовiм плащi, I сонця променi веселi Квiтчали золотом кущi. Вiн тут стояв стрункий, плечистий, Мов з бронзи литий на вiки. Iз гiр, по стежцi камянистiй, Неслась вода на потоки. Немов шукаючи двобою Iз тим, що в бронзi, на горi Стояв i бачив пiд собою Вiки у щастi та добрi…

Таким именно запомнился Семен Васильевич Руднев всем нам, участникам этой памятной командирской рекогносцировки. Кинооператор Борис Вакар снял на пленку эту группу. Пленка уцелела, а храбрый оператор погиб. (Затем и пленка затерялась — не в Карпатских горах, а в дебрях киностудий.)

Руднева запомнили мы все именно таким, каким увидал его поэт…

Вiн бачив мир, такий, як тиша

Пiсля грозовоi пори,

И край його тим миром дише,

А вiн на виступi гори

Стоiть у бронзi монолiтнiй

Серед Карпатских верховин.

Пiслягрозовий вечiр лiтний

Над ними розгортуэ свiй плин…

На высоте 1713 разведчики обложили камнями останки славного разведчика Чусовитина и начали спуск по кряжу. Хребет вел нас в урочище Шевка.

С этой высоты мы по–иному увидели Карпатские горы. Мы оценили их сквозь призму двухнедельного опыта и вступили в новый этап борьбы.

Перевалив через высоту 1713, по хребту пошли на снижение. Вправо, мимо бурелома, зигзагообразно извивалась горная тропа. Влево — старая вырубка. Она заросла кустами и молодым ельником. Дальше шла более свежая вырубка. Сваленные оранжевые сосны лежали на крутом склоне. Ветви их торчали, как ребра павших коней; на пнях — крупные слезы смолки.

Километра два снижалась тропа, а затем уходила в пологую долину. Сверились по карте.