Она сидела в собственной гостиной, подобно Джейн Остин, окруженная детьми, прислугой и старой отцовской мебелью. Принадлежавшие когда-то Ингвальду Унсету полки с перегородками из плетеных ивовых прутьев она заполнила любимыми энциклопедиями и милыми сердцу фотографиями. На верхней полке стояла фотография матери, сделанная в год рождения Сигрид.
Из окна ей была видна река Логен вплоть до горы Вингромсосен по другую сторону долины. В эту долину ее привозил в детстве отец, чтобы провести по следам исторического героя своего детства — Святого Улава, оказавшего столь сильное влияние на Ингвальда Унсета в Нидаросском соборе. А следы судьбоносного похода святого короля в долине Гудбрандсдал можно было найти повсюду. В возрасте семи лет Сигрид предприняла свое первое в жизни путешествие — тогда они вместе с отцом поднялись из Лиллехаммера в Лаургорд. В ее памяти оживали рассказы отца об исторических событиях. Так совпало, что в том году исполнилось сто лет со времен «Большого Офсена», наводнения, уничтожившего много хозяйств и унесшего жизнь семидесяти людей. На маленькую Сигрид огромное впечатление произвел рассказ о богатом хуторе Йорюндстад, который смыло целиком — он стоял на берегу реки.
Теперь, живя в доме с видом на могучий Логен, она дала хутору, где жили герои ее романа, имя Йорюндсгорд. Одной ей было известно, какие изменения претерпели средневековые персонажи, которых она носила в своем сердце на протяжении всего творческого пути. Знаменитая заключительная фраза из книги о короле Артуре — о том, что сердца человеческие не меняются, — могла внушить читателю обманчивое представление, что для нее они остались такими же, какими она их увидела, когда впервые с головой погрузилась в Средние века. Однако много воды утекло со времен йомфру Агнеты и Свена Трёста, со времен встречи Оге и Алхед. Писательница прошла долгий путь с тех пор, как одиннадцатилетней девочкой читала «Сагу о Ньяле», и с тех пор, как двадцатишестилетней девушкой писала о Вига-Льоте и Вигдис, влюбленных, соединить которых могла только смерть. Многое изменилось даже со времени, когда она писала об артуровском цикле, будучи уже более искушенной женщиной и матерью двоих детей. В течение многих лет она пыталась доказать свои юношеские гипотезы и сердцем и рассудком. Забираясь так далеко в прошлое, она стремилась обнажить глубинные механизмы, управляющие жизнью, безжалостные силы судьбы, сущность человеческого характера. Страсти и заблуждения в чистом виде. Во времена, когда бегство в безответственный индивидуализм было невозможным. Ей нравились эти времена — тогда не существовало ни малейшего сомнения в том, что человеку не удастся избежать последствий своих поступков.
А как насчет ее собственной жизни? Как насчет последствий ее поступков? За что ей придется отвечать? Что из того, что она сделала, привело к такой печальной развязке? При мысли о падчерицах ее мучила совесть. Девочкам не нравилась экономка, которую нашел Сварстад. Помимо того, что Эббе и Гунхильд не хватало мачехи, они скучали и по Андерсу. В течение шести первых лет его жизни все трое росли вместе и сильно привязались друг к другу. Возможно, особенно крепкой эта привязанность стала, когда Сигрид начала уделять все больше внимания больной Моссе. Тронд со временем также выпал из их компании — его поместили в специальную школу. Но девочки и Андерс скучали друг по другу, вызывая у родителей угрызения совести.
Андерс-младший к тому же достаточно подрос, чтобы делать собственные выводы. Он беспокоился, как бы такая жизнь на два дома не закончилась чем-то похуже, чем просто раздельное существование. Однажды, когда Сигрид Унсет отдала свое обручальное кольцо в починку, старший сын как настоящий оруженосец своего отца потребовал у нее ответа — почему она не носит кольцо? Уж не собирается ли разводиться? Больно было также наблюдать, как обрадовалась Моссе при виде Сварстада, наконец приехавшего их навестить.
— Папа! — закричала она, протягивая ручки к отцу. Это было одно из немногих слов, которые она научилась выговаривать. Редко дети видели Сварстада таким растроганным: он обнял младшую дочь, а та беспомощно прижалась к нему [319] Brit Josephson.
.
Сигрид Унсет Сварстад хорошо знала, что и второму художнику в их семье годы в Синсене принесли мало хорошего. Сварстад бился над каждой картиной — пожалуй, синсенский период вплоть до 1919 года был самым малопродуктивным во всем его творчестве. Этой зимой в Кампене он написал свою первую картину с зимними мотивами и назвал ее «Слякоть». При одном взгляде на нее хотелось закутаться потеплее. Теперь же Сварстад получил стипендию Мора и собирался съездить в Альпы. А по дороге намеревался остановиться в Париже и провести там пару весенних месяцев. На сей раз он даже не пытался уговорить мать своих младших детей присоединиться к нему в городе, где когда-то расцвела их любовь. Возможно, ему вообще не хотелось ни о чем ее просить, после того как она так решительно оставила его?
Читать дальше