Сигрид Унсет же «только и делала, что заливалась смехом», записала тем вечером в дневнике Нини Ролл Анкер. Она спросила Сигрид, не расстроил ли ее весь этот шум. «Нет, я и не ожидаю от собраний женщин ничего, кроме глупостей, — отвечала она [184] Nini Roll Ankers dagbøker, MS. 8.2669, 19.2.1912, NBO.
. — Это было такое смешное зрелище, все, что мне оставалось, — это смотреть и слушать… Мне казалось, дамочки вот-вот начнут лупить друг друга сумочками по голове, но, к сожалению, до этого так и не дошло» [185] Winsnes 1949, s. 63.
.
Ей было легко улыбаться. Успех очень скоро заглушил скандал, ее провозгласили представителем нового поколения писателей. Унсет совершенно не волновало, что такой человек, как Вильям Нюгор, не позволил бы своим юным дочерям читать «Йенни». Сигрид Унсет не тревожили соображения приличий. План был ясен, воля, как всегда, тверда. Она верила, что два фронта, на которых проявляется ее стремление созидать, вскоре соединятся в одно страстное целое семьи и искусства, и этот творческий проект занимал все ее мысли.
Копенгаген, Лондон, Париж.
Наконец то, чего она так ждала, свершилось. Хотя ждать можно по-разному. Подтверждением тому была ее новая тайна. Но наконец можно было перестать притворяться. Она во многих отношениях воплощала в жизнь миф о презирающем условности богемном художнике, хотя вряд ли намеревалась доказать свою принадлежность к творческим натурам подобным образом. Жить с женатым мужчиной, отцом троих детей, послужить причиной того, что двоих из них отдали в детский дом, ибо отец их бросил… Неприятные факты, и от них было никуда не деться, даже если иногда в эйфории она и забывала о них. Как будто черная тень следовала по пятам за ее грешным счастьем — и пока писала «Йенни» в пансионате в Хёлене, и позднее, когда работала над сборником рассказов, который собиралась назвать «Обездоленные». Теперь, по крайней мере, у нее было хоть что-то: Андерс Кастус Сварстад официально получил развод. Более того, в скором времени они должны были пожениться. Она нашла ту любовь, которая одна могла ее удовлетворить, — любовь, стоящую выше всех законов. А теперь они готовились ее узаконить.
Сварстад собирался присоединиться к ней в Копенгагене. Унсет остановилась в гостинице «Отель Конг Фредрик» на улице Вестерволдсгаде, деньги у нее были — благодаря новой стипендии, которую дал фонд Хенриксена. В ожидании возлюбленного Унсет пишет Дее, уговаривая ту выбраться в гости, благо от Мальмё до Копенгагена совсем недалеко. Теперь все будет иначе, чем в последний раз, теперь они смогут встретиться почти на равных, делится Сигрид своей великой тайной. «Я в городе проездом — можно даже сказать, в свадебном путешествии, но пока в одиночку, — писала она. — Мой любимый обещал приехать, как только освободится. Отсюда мы поедем в Антверпен, и там, по предварительной договоренности, нас обвенчают в норвежском консульстве. Ну а потом направимся в Лондон, а дальше — по свету, пока хватит денег. По нашим расчетам, путешествие займет как минимум год». Сигрид заклинала Дею навестить ее, объясняя, что сама она не сможет покинуть город. Во-первых, потому что точная дата приезда Сварстада неизвестна; во-вторых, ей нездоровится: «то и дело меня тошнит и т. д.». В такой ситуации ей не хотелось бы разъезжать по гостям, писала она. Таким образом, Дея первая узнала о ее «обстоятельствах» [186] Undset 1979, s. 168.
.
Сигрид еще раньше призналась подруге, что состоит в тайной интимной связи со Сварстадом, и заявила, что не собирается затягивать с рождением детей, — она рассчитывала вернуться домой спустя год после свадьбы, и тогда наверняка у нее уже будет ребенок. Когда же выяснилось, что в жизни все складывается не совсем по плану, она не расстроилась: «Ну а так, я здорова — и счастлива, очень счастлива. Мне не хватает моего жениха, но я знаю, что без меня он надолго в Кристиании не задержится». Может ли Дея представить, каково это — более двух лет такой жизни? Каково было возлюбленным, которые жить не могут друг без друга, все это время «добиваться всего украдкой, лгать, подолгу разлучаться, когда больше всего на свете нам хотелось быть вместе». Прямо не верится, ликовала Сигрид, что вскоре все изменится раз и навсегда, что «больше нам не придется расставаться даже на час, разве мы только сами этого не захотим».
Еще она могла сообщить, что наконец-то ей удалось пробиться на шведский книжный рынок. И хотя гонорар оказался ничтожно маленьким, все равно она была рада, что «Счастливый возраст» выйдет и на шведском. Кстати, известно ли Дее, что выставка ее любимого имела большой успех в Стокгольме? Томясь в Копенгагене в ожидании нареченного, Сигрид написала также и Сигне. Она вскользь упоминает о том, что их датская тетя Кирса выразила свое неодобрение «партией»: «в основной из-за его материальной несостоятельности и из-за бедняжек детей» [187] Brev til Signe, 24.6.1912, NBO, 742.
, а затем излагает сестре (которую тоже около года держала в неведении о своих отношениях со Сварстадом) только что придуманную официальную версию событий. Согласно этой версии, «все знали», что Сварстад собирался развестись задолго до того, как встретил ее, Сигрид. Так она решила приукрасить правду. Из переписки Сварстада и Рагны явствует, что речь о разводе зашла спустя год после того, как Сигрид Унсет вошла в жизнь Сварстада. Когда они познакомились, младшему сыну Сварстада было полтора года. Даже сестре, которой Сигрид обычно поверяла все тайны, она не смогла признаться в том, как все обстояло на самом деле.
Читать дальше