Оба — и Сварстад, и Унсет — той долгой зимой с головой ушли в работу. Сварстад закончил несколько лучших своих полотен и приступил к новым. Унсет и ее герои осваивали неизведанные области опасных искушений и обретали горький жизненный опыт. Нини Ролл Анкер она писала, что трудится над «неприличной книгой», и добавляла: «Только бы она получилась!» [160] Anker 1946, s. 11.
Сварстад назвал новый роман жутким, но хорошим. «Первое — истинная правда, дай-то Бог, чтобы он не ошибся и во втором!» — комментирует Сигрид Унсет из пансионата в Свартскуге, куда она отправилась в добровольное творческое изгнание. Там она жила в деревянной избушке безо всяких удобств, а на обед каждый день ела поленту {15} 15 Полента — каша из кукурузной или рисовой муки.
с кислой подливкой. Между обедом и кофе она отставляла в сторону книгу и шила все необходимое для будущего хозяйства [161] Anker 1946, s. 11.
. Они со Сварстадом втайне от всех приобрели кое-какую мебель. Сама она мечтала о старинном бельевом сундучке, но пришлось удовольствоваться комодом из березы.
От матери отношения по-прежнему держались в тайне. Однако Сигрид пригласила в гости и представила домашним Нини Ролл Анкер, что так часто покрывала влюбленных, а иногда и предоставляла им для свиданий свой дом. Фру Анкер сразу нашла с Шарлоттой общий язык и отозвалась о ней как о «яркой личности», к тому же весьма образованной. Кроме того, как она замечает в дневнике, редко встретишь дом, где царит столь «свободная, несентиментальная и в то же время строгая атмосфера» [162] Anker 1946, s. 10.
. Все же не столь свободная и несентиментальная, чтобы открыто примириться с выбором дочери.
Настало лето. Вылазки в Аскер позволяли передохнуть от творчества, от дел, связанных с разводом, и тайных маневров. По мнению Нини Ролл Анкер, Сигрид Унсет выглядела как никогда красивой: «Она теперь такая прекрасная — как разгар лета» [163] Nini Roll Ankers dagbøker, MS. 8.2669, 27.6.1911, NBO.
.
Сигрид Унсет призналась подруге, что они со Сварстадом собираются пожениться. Нини она напоминала сомнамбулу, но в то же время ей оставалось только восхищаться подобной уверенностью в себе: «Чтобы найти и полюбить такого человека, как С., необходим изрядный характер. Она рассказала мне историю своей жизни — и жизни Сварстада». В конце июня Нини записала в дневнике: «Да, самые удивительные вещи происходят не в книгах — а в жизни». Несмотря ни на что, на ее взгляд, «он и С. У. — редкая пара…» [164] Nini Roll Ankers dagbøker, MS. 8.2669, 27.6.1911, NBO.
Пока Сигрид ждет воссоединения с возлюбленным, роман о художнице Йенни Винге постепенно обретает форму. Сварстад навещает Унсет при любой возможности. Она переживает полное опасностей, но восхитительное время и стремится передать свои эмоции в книге. Благодаря роману Сигрид вновь возвращается в Рим, город мечты. Ее герой Хельге Грамм, прибывая в город, говорит о нем словами, в которых слышится отголосок строк Ингвальда Унсета: «Это зрелище превосходило его самые фантастические мечты» [165] Jenny, s. 8.
. Почему же не сбывается мечта Йенни, тогда как ее создательница столь твердо и непреложно верит в свою? Она, конечно же, пишет не о себе. Она описывает реальность, какой ее видит, и, как обычно, берет характеры из жизни — характеры знакомых ей людей, чтобы с разных сторон осветить собственные воззрения на индивидуализм своего времени. Она ясно видит перед собой этих людей, всю ее римскую компанию. Вот Хелена, почти что Йенни, а вот Сварстад — и такой похожий на него Гуннар Хегген. Иногда она видит себя в разных героях — во всяком случае, насколько она позволяет себе их увидеть. Погруженной глубоко в себя писательнице ее герои, вероятно, представали в совершенно особом свете. Результат этих наблюдений на бумаге оказывался необычным и ошеломляющим. Мечтала ли ее Йенни пережить такую же великую любовь, о какой мечтала и сама Сигрид — и о чем знала теперь гораздо больше? Во всяком случае, автор делает героиню свободной творческой личностью и поселяет в Риме, подальше от буржуазной Кристиании [166] Bliksrud 1997, s. 67.
с ее моралистическими ограничениями. Йенни, как и ее создательница, с иронией относится к светским кумушкам.
Единственная картина Йенни, описанная в романе, представляет собой большой холст, «на котором видна уходящая влево улица с изображенными в перспективе домами, конторами и мастерскими, в серо-зеленых или кирпично-красных тонах <���…>. Улица кишела тележками, грузовыми повозками и рабочим людом». Своему жениху Хельге Грамму Йенни объясняет, что, когда она весной шла по улице в печальном ожидании, внезапно обратила внимание «на великолепное весеннее небо, что возвышалось над всеми этими черными крышами, трубами, проводами, — и мне захотелось написать его — нежные проблески весенней голубизны на фоне грязного, черного города». Пейзаж как будто сошел с картины Сварстада. Сварстада легко узнать и в Гуннаре Хеггене, авторе статей, в которых он протестует против того, чтобы «нашим национальным символом сделалась расписанная цветами плошка с вырезанными по краям завитушками». А коралловое ожерелье, что покупает Франческа, можно увидеть на портрете Сигрид работы Сварстада: «толстое ожерелье с золотым замочком и с толстыми золотыми серьгами, вот такими длинными <���…> из больших темно-красных шлифованных кораллов» [167] Lerberg 1993.
. Ей доставляло удовольствие вплетать эти детали в свое повествование.
Читать дальше