Она напомнила, что, хотя в управлении страной далеко не все было идеально, все же народу удалось сплотиться против врага: «Обществу, состоящему из людей, никогда не удастся полностью избавиться от глупости и греха, отрицания мучительных истин и обязанностей. Ибо каждый человек идет к спасению самостоятельно и должен сам бороться со злом, подобно тому, как каждый ребенок приходит в мир самостоятельно. Но лучшие условия для роста создаются при общении с близкими, при опоре на традицию, которая хранит для нас то доброе и хорошее, что создавали и любили наши предки» [850] Manus i NBO, MS. fol. 4235.
.
Этой осенью Сигрид Унсет наконец нашла в себе силы написать Саге Хеммер в ответ на печальное известие о том, что муж подруги Ярл Хеммер покончил жизнь самоубийством. Писательница извинялась за то, что не отвечала так долго, объясняя, как ей было нелегко: «потому что Хеммер мне очень дорог <���…> да и здесь случилось столько перемен, почти каждая семья потеряла сына». Далее она говорила, как «трагично», что пытливый разум Хеммера «не вынес ужаса нашего времени и того невозможного климата в обществе, от которого страдаем мы все» [851] Brev til Saga Hemmer, 26.10.1946, Åbo Akademis bibliotek.
. Кроме того, как замечала Сигрид Унсет, стало гораздо сложнее поддерживать контакт с Финляндией, которую она узнала и полюбила, когда ратовала за межскандинавское сотрудничество писателей. Теперь же их страны больше не принадлежали к единому духовному континенту. Но как бы то ни было, Сигрид Унсет послала вдове Саге норвежский козий сыр в подарок и возобновила с ней переписку.
Сигрид Унсет никогда не принадлежала к пацифистам. А уж после войны — тем более. Свою статью, опубликованную в ноябре 1946 года [852] Verdens Gang, 23.11.1946.
, она назвала «Не время быть Полианнами» {122} 122 Полианна — героиня одноименного романа Элинор Портер, девочка, изменяющая мир и людей вокруг себя любовью и добротой.
. Там она критиковала тех, кто выступал за разоружение и протестовал против введения обязательной воинской повинности для женщин. «Я еще помню детское недоверие к „военным“, царившее в обществе, когда я ходила в школу Рагны Нильсен и Ульман с Бьёрнсоном мечтали о „Норвегии без единого лейтенанта“. Меня поражает, что и в наше время находятся такие люди и их еще не посадили в сумасшедший дом». На это она получила неожиданный ответ — от психиатра Трюгве Бротёя. Он дал резкую отповедь тем, кто, подобно Сигрид Унсет, уже сейчас призывает готовиться к новой войне. Если уж зашла речь о мобилизации женщин, почему бы не начать сразу с детей, язвительно вопрошал он. И напоминал об угрозе, которую представляет для всего человечества атомная бомба [853] Dagbladet, 27.11.1946.
. Несколько дней спустя «Дагбладет» опубликовала ответ Сигрид Унсет: «пока никто еще не может предоставить гарантии, что войны не будет», а значит, лучше быть готовыми ко всему [854] Dagbladet, 3.12.1946.
. Что же касается вопроса военной обязанности для женщин, то она, Унсет, всегда твердила, что главной задачей женщины является материнство. Перепалка с Трюгве Бротёем ее развеселила. Она продолжала выполнять обязанности члена совета «Общества по предотвращению третьей мировой войны». Сигрид Унсет считала важнейшей задачей воспрепятствовать объединению немцев.
Ее папка «Хорошие немцы» пополнялась новыми письмами. Письмами, которые не всегда отличались изяществом слога, — однако и ее высказывания, на которые эти письма были ответом, тоже грешили грубыми формулировками: в одной выпущенной в Америке брошюре Унсет заявила, что не стоит обижать свиней, сравнивая их с немцами.
Неизвестный читатель, чье письмо попало в папку для защитников немцев, отвечал: «Я ненавижу немцев. Но какой же злобной старухой надо быть, чтобы написать такое. Когда Вы приехали к нам, мы были готовы Вас полюбить. Но теперь мы от Вас отворачиваемся. Это такие, как Вы, воспитывают из невинных детей злобных чудовищ». Многие читатели спрашивали — неужели она больше не верит в добро? Неужели «любовь для нее пустой звук»? Ей писали немцы и объясняли, что многие из них не знали об уничтожении евреев и поэтому не могут быть «виновными» в той степени, в какой Сигрид Унсет пыталась возложить «коллективную вину» на весь народ. Самые отчаянные письма приходили от немецких католиков — одно из них от бывшего военнопленного. Он напоминал о том, что Гитлер заключил договор с католической церковью: «А когда у нас открылись глаза, было уже поздно. Мы, католики, молчавшие из страха перед нацистами, превратились в соучастников страшного террора». Одна немецкая учительница спрашивает ее в отчаянии: «После всего, что со мной случилось, — должна ли я молить Бога о милости — потому что я немка? Я могу только молить о милости потому, что я человек».
Читать дальше