Льюис Кэрролл - Дневник путешествия в Россию в 1867 году

Я начал день с того, что купил карту Петербурга и маленький словарь-разговорник. Последний, похоже, наверняка нам очень пригодится — в течение дня (добрая часть которого прошла в бесплодных визитах) нам пришлось четыре раза нанимать дрожки: два раза из гостиницы, когда мы попросили портье договориться с возницей, но в двух других случаях довелось управляться самим. Привожу в качестве примера один из предварительных разговоров.

Я. Gostonitia Klee (гостиница «Клеес»).

Возница (скороговоркой произносит какую-то фразу, из которой мы улавливаем лишь отдельные слова). Tri groshen (tri groshen — 30 копеек?).

Я. Doatzat Kopecki? (20 копеек?).

В. (возмущенно) Tritzat! (30)

Я (решительно). Doatzat.

В. (просительно) Doatzat pait? (25?)

Я (с видом человека, который сказал свое окончательное слово и желает положить конец бесполезным переговорам). Doatzat.

(Здесь я беру Лиддона под руку, и мы уходим, полностью игнорируя крики возницы.

Пройдя несколько ярдов, мы слышим, что дрожки медленно катятся за нами: он догоняет нас и снова окликает.)

Я (мрачно). Doatzat?

В. (с радостной ухмылкой) Da! Da!

Doatzat! (И мы садимся.)

Такого рода вещи в некотором смысле забавны, когда это происходит один раз, но, если бы подобный процесс был неотъемлемой частью процедуры нанятия кеба в Лондоне, со временем она стала бы несколько утомительной.

После обеда мы посетили рынки, которые представляют собой огромные кварталы, окруженные маленькими магазинами под колоннадой. Наверное, там было кряду сорок или пятьдесят лавок кряду, в которых продавались перчатки, воротнички и другие подобные вещи. Мы обнаружили десятки магазинов, в которых продавались одни только иконы: от маленьких, в грубой манере изображений всего дюйм или два длиной до детально выписанных картин размером в фут или более, где все, кроме лиц и рук, было золотым. Купить их будет нелегко, поскольку, как нам сказали, владельцы магазинов в этом квартале изъясняются только по-русски.

Мы совершили длительную прогулку по городу, пройдя в общей сложности, наверное, миль пятнадцать-шестнадцать,— расстояния здесь огромны, это все равно что гулять по городу великанов.

Мы посетили кафедральную церковь в крепости, представляющую собой сплошную гору золота, драгоценностей и мрамора, скорее внушительную, чем красивую. Нашим гидом был русский солдат (похоже, в большинстве своем официальные функции здесь выполняют солдаты), чьи пояснения на его родном языке не принесли нам особой пользы. Здесь находятся гробницы всех императоров, начиная с Петра Великого (кроме одного): все совершенно одинаковые, из белого мрамора, с золотым украшением на каждом углу, массивным золотым крестом на верхней плите и с надписью на золотой табличке,— никаких других украшений нет.

Вся церковь была увешана иконами, перед ними горели свечи и стояли ящики для пожертвований. Я видел, как одна бедная женщина подошла к изображению св. Петра, держа на руках больного ребенка: сначала она дала стоявшему на часах солдату монету, которую тот положил в ящик, после чего приступила к длинной череде поклонов и крестных знамений, все это время успокаивающе говоря что-то своему несчастному младенцу. По ее измученному, полному тревоги лицу было видно, что она верит, что ее действия каким-то образом умилостивят св. Петра и он поможет ее ребенку.

Из крепости мы перешли по мосту на Wassili Ostrov (остров Василия) и осмотрели значительную его часть: названия магазинов и проч. почти все были на русском. Соответственно, для того чтобы купить хлеба и воды в одной из маленьких лавок, мимо которой мы проходили, я выудил в словаре два слова: «khlaib» и «vadah», чего оказалось вполне достаточно для совершения сделки.

Сегодня вечером, поднявшись в свой номер, я обнаружил, что на утро нет ни воды, ни полотенца и, что еще больше усугубляло восторг ситуации, колокольчик (по зову которого явилась бы немецкая горничная) отказывался звонить. Столкнувшись с такой приятной неожиданностью, я был вынужден спуститься вниз и найти слугу, который, к счастью, оказался моим коридорным.

Испытывая трепетную надежду, я обратился к нему на немецком, но тщетно — он лишь отчаянно затряс головой, поэтому мне пришлось (после поспешной консультации со словарем) изложить свою просьбу по-русски, что я и сделал в исключительно доступной форме, игнорируя все слова, кроме самых основных.

К нам зашел наш попутчик, мистер Александр Муир, и пригласил нас завтра посетить Петергоф, осмотреть достопримечательности (в сопровождении его компаньона) и отобедать вместе с ним. День мы посвятили посещению «Эрмитажа» (т. е. собрания картин и проч. в Зимнем дворце) и Александро-Невского монастыря.