По пути мы прошли мимо усыпальницы, прекрасно украшенной и позолоченной изнутри и снаружи, в которой хранится Распятие, картины и проч. Почти все бедняки, проходившие мимо, обнажали головы, кланялись ей и множество раз осеняли себя крестным знамением — странное зрелище посреди оживленной толпы.
28 июля (вскр.).
Утром мы пошли в великий Исаакиевский собор, но разобраться в службе, которая велась на церковно-славянском, было делом безнадежным.
Никаких музыкальных инструментов, которые бы помогали песнопениям, не было, но певчим удалось создать чудесное впечатление с помощью одних только голосов.
Церковь представляет собой огромное квадратное здание, заканчивающееся четырьмя равными частями, в которых размещается алтарь, неф и трансепты, над средней частью возвышается огромный купол (снаружи полностью покрытый позолотой), и окон настолько мало, что внутри было бы совсем темно, если бы не множество икон на стенах, с горящими перед ними свечами.
Судя по всему, для каждой иконы изначально предназначены только две большие свечи, но рядом стоят подсвечники для маленьких свечек, и эти свечки ставят те, кто молится пред образами,— каждый приносит с собой свечку, зажигает и вставляет в подсвечник.
Единственное участие, которое прихожане принимали в службе, заключалось в том, что они кланялись и крестились, иногда стоя на коленях и касаясь лбами пола. Можно было бы надеяться, что все это сопровождается чтением молитвы, но вряд ли это могло бы быть во всех случаях: я видел, как это делали совсем маленькие дети, и выражение их лиц ничем не выдавало, что они делают это осмысленно, а одному маленькому мальчику (которого я заметил днем в Казанском соборе), чья мать заставила его стать на колени и коснуться лбом земли, было не больше трех лет. Все они кланялись и крестились перед иконами, причем не только там,— когда я стоял снаружи, дожидаясь Лиддона (я вышел на улицу только что началась служба), то заметил, что огромное количество людей делали это, проходя мимо дверей храма, даже если находились в этот момент на противоположной стороне невероятно широкой улицы. От входа поперек улицы шла узкая мощеная полоса, так что любой, кто проходил или проезжал мимо, мог точно определить, что находится напротив врат храма.
Кстати, само крестное знамение вряд ли можно назвать таковым, поскольку оно состоит в том, что они касаются указательным пальцем правой руки лба, груди, правого плеча и левого плеча; обычно это делается трижды, после каждого раза следует поклон, а затем четвертый раз — без поклона.
Одеяния священников, проводящих богослужение, отличались чрезвычайным великолепием, а процессии и воскурение фимиама напомнили римско-католическую церковь в Брюсселе, но чем больше видишь эти роскошные службы с их многочисленными способами воздействия на органы чувств, тем больше любишь скромную и бесхитростную (но, по моему мнению, более реальную) службу английской церкви.
Я слишком поздно узнал, что единственная английская служба здесь проводится утром, поэтому днем мы просто гуляли по этому чудесному городу.
Он настолько совершенно не похож на все виденное мною раньше, что я, наверное, был бы счастлив уже тем, что в течение многих дней просто бродил по нему, ничего больше не делая. Мы прошли от начала до конца Невский, длина которого около трех миль; вдоль него множество прекрасных зданий, и, должно быть, это одна из самых прекрасных улиц в мире: он заканчивается (вероятно) самой большой площадью в мире, Адмиралтейской площадью, длина которой около мили, причем б́ольшую часть одной из ее сторон занимает фасад Адмиралтейства.
Возле Адмиралтейства стоит прекрасная конная статуя Петра Великого. Нижняя ее часть — не обычный пьедестал, а глыба, бесформенная и необработанная, как настоящий камень. Конь взвился на дыбы, и вокруг его задних ног свернулась змея, которую он, как я понял, топчет копытами.
Если бы такую статую поставили в Берлине, то Петр, несомненно, непосредственно участвовал бы в процессе умерщвления чудища, но здесь он не обращает на него никакого внимания: по сути дела, теория умерщвления здесь явно не находит поддержки. Мы обнаружили два колоссальных изваяния львов, которые до такой степени кротки, что каждый из них играет огромным шаром, словно шаловливый котенок.
Мы очень хорошо пообедали за табльдотом, начав со Щей, которые, как я обнаружил к своему большому облегчению, не всегда и не обязательно бывают кислыми, как я того боялся.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу