Сельма Лагерлёф - Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

Акка внезапно весело гоготнула:

– Что это мы стоим здесь и говорим так, будто никогда больше не встретимся! А между тем встреча уже назначена. Завтра на мысу Смюгехук. Теперь я не стану искушать судьбу и полечу к своим. А то молодняк еще передерется!

Она расправила крылья, разбежалась, чтобы взлететь, но остановилась, вернулась к Тумметоту и несколько раз погладила его клювом.

Он проводил ее взглядом и снова влез на ограду. Было совершенно светло, но на дворе не было ни души. Он мог идти, куда захочет.

Первым делом мальчуган помчался в коровник – там-то он наверняка все узнает.

В коровнике стояла только одна корова, Май-Роз. Она стояла, опустив голову, и не притрагивалась к лежащему в кормушке сену. Сразу было видно, как она скучает по своим подругам.

– Привет, Май-Роз! – Мальчик безбоязненно вошел в стойло. – Как дела у матери с отцом? А кот? А куры? А куда ты девала Звездочку? А где Милашка Лиля?

Услышав его голос, Май-Роз вздрогнула и сделала такое движение, будто собиралась его боднуть. Но прежнего пыла уже не было, поэтому сначала она решила присмотреться.

Нисколько не подрос, такой же, как был, решила корова. И одет так же. Но на себя не похож. Тот Нильс Хольгерссон, которого она знала, был совсем другим. Сонные глаза, походка нога за ногу… а этот – как подменили! Глаза блестят, говорит быстро и приветливо. Точно, подменил гном мальчишку, решила корова. И хотя сам мальчик был, как ей показалось, не в лучшем настроении, смотреть на него было приятно.

– Мму-у-у, – неуверенно промычала она и раздумала бодаться. – Говорили, что ты изменился, а я не верила. Ну что ж, добро пожаловать домой, Нильс Хольгерссон. Гада за тебя. Давно не радовалась. А так-то веселого мало.

– Спасибо, Май-Гоз! – Мальчика очень тронула неожиданная приветливость коровы. – А теперь расскажи, как дела у мамы с папой.

– Ничего хорошего, кроме плохого, – мрачно промычала корова. – Самое поганое с этим дорогим конем, Свартеном… Хромает, и все, и ничего не сделаешь. Пристрелить у отца рука не поднимается, а проку от него никакого. И кому нужен хромой конь? Из-за него и Звездочку продали, и Милашку.

Собственно, мальчуган хотел спросить ее вовсе не об этом.

– Мать, наверное, очень огорчилась, что Мортен-гусь исчез?

– Не думаю, чтобы она очень уж его оплакивала, если бы знала, как дело было. Но что ее огорчило, так это то, что ее собственный сын убежал из дому и прихватил с собой гусака.

– Вот оно как… она думает, я его украл…

– Конечно. Что ж еще ей думать?

– Значит, мать с отцом решили, что их сын подался в бродяги?

– Они очень переживают за тебя. Боятся, не случилось ли чего. А теперь столько времени прошло… думают, тебя и в живых-то нет.

Мальчик попрощался с Май-Гоз и помчался в конюшню. Стойло было небольшое, но очень добротное и чистое. Отец позаботился, чтобы новичку было удобно и приятно. В стойле стоял холеный, очень красивый конь.

– Привет конюшне! – сказал мальчик. – Слышал, здесь где-то больной конь есть, не знаешь где? Неужели это ты? У тебя вид уж никак не больной.

Конь покосился на него блестящим, черным, как слива, глазом:

– А-а-а… блудный сын? Наслышан про тебя, наслышан… Говорят, что вреднее мальчишки и не сыщешь. Но у тебя такой добродушный вид… ни за что бы не сказал, что это ты. Но это ты. Гном, но не гном.

– Знаю, знаю, про меня никто ничего хорошего не скажет… Даже собственная мать подозревает, что я у нее гуся стащил… Неважно все это, долго я не задержусь. Только ты сначала скажи, чего тебе не хватает.

– Жаль, что не задержишься. Мне кажется, мы могли бы подружиться. Чего мне не хватает? Мне всего хватает, только мне воткнулось что-то в копыто. Гвоздь, или лезвие ножа, или не знаю что. Какая-то железяка. Ерунда. Но так глубоко, что ветеринар не нашел, а она колет и колет. Ходить не могу. Если ты скажешь Хольгеру Нильссону, в чем дело, я буду рад служить ему верой и правдой. Он хороший человек. Поверь, очень стыдно стоять здесь в стойле, как истукан, лопать дармовой овес и не работать.

– Это хорошо, что ерунда. Могло быть что-то посерьезнее, – сказал Нильс Хольгерссон и достал свой маленький ножичек. – Попробую устроить, чтобы тебя подлечили. Тебе не трудно поднять ногу? Я хочу нацарапать кое-что на твоем копыте.

Не успел он закончить, во дворе послышались голоса.

Он выглянул в щелочку. Отец и мать. Сразу видно, как нелегко им приходится. У матери морщины новые появились, а отец поседел.

Мать советовала отцу взять взаймы у свояка, а он отказывался.