Кеннет Грэм - Ветер в ивах

Сгрудившись у жердей полевого загона, овцы напирали, фыркали, постукивали тонкими копытцами, головы закидывали назад. В холодном воздухе поднимался лёгкий пар. Пробегая мимо, двое зверьков болтали на ходу и весело пересмеивались. Они возвращались после долгого дня, проведённого втроём с Выдром среди холмов, откуда берут незаметное начало ручьи, стекающие в их реку. Тени уходящего зимнего дня сгущались, а путь ещё был далёк. Рыская в разные стороны по пашне, они услышали блеяние овец и подошли к ним, а теперь удалялись от загона по выбитому копытами следу. Здесь было легче идти, и, кроме того, таинственное что-то, живущее в каждом животном, с уверенностью твердило им: «Так, верно, это и есть дорога к дому».

– Похоже, дорога впереди, – неуверенно замедляя шаг, молвил Крот.

След вышел к тропе, тропа переросла в наезженную дорогу. Животные редко ходят через деревни. Их торные пути обычно прокладываются там, где нет церквей, почт и баров.

– Пустяки, – отозвался Крыс. – Зимой по вечерам все дома сидят, у огня. Мужчины и женщины, дети, собаки, кошки – все. Мы пробежим тихонько, а если хочешь – заглянем в окна и посмотрим, чем они занимаются.

Чёрный декабрьский вечер совсем окутал деревню, когда они тихо подошли к ней по первому лёгкому снежку. Из темноты тускло светились по обеим сторонам улицы жёлтые и красные пятна окон, их рамы пропускали в морозный мир частицу света ламп или очагов. Ставней почти нигде не было, и кто заглядывал снаружи, видел сквозь занавески собравшихся за чаем жителей дома. Поглощённые работой или разговорами, они не подозревали, что за ними наблюдают, и вели себя с той непринуждённой простотой, которая с трудом даётся лучшим актёрам.

Перебегая от одного окна к другому, ещё далёкие от своего дома, друзья испытывали лёгкую зависть при виде сменяющих одна другую сцен: гладят кота, несут сонного ребёнка в постель, усталый хозяин потягивается и выбивает трубку о тлеющее бревно. Сильнее всего пахнуло на них уютным домашним теплом из маленького зашторенного оконца. На белой занавеске, которая отгораживала и отрезала тревожный мир зимы, чётким силуэтом обрисовывалась птичья клетка. Прутья, проволочки – всё было различимо и узнаваемо, вплоть до поклёванного вчерашнего куска сахара. На средней жёрдочке сидел пернатый жилец. С головою зарывшись в перья, он был, казалось, так близко, что руку протяни – и погладишь; даже тонкие кончики взъерошенного хохолка ясно прочерчивались на освещённом экране. Пока они смотрели, сонная птаха тревожно пошевелилась в полусне, встряхнулась и подняла голову. Они увидели, как у неё в тоскливом зевке раскрылся клюв, она огляделась, уткнула голову обратно и постепенно улеглись её взъерошенные пёрышки. Холодный ветер швырнул в них сзади пригоршней мокрого снега, друзья очнулись и вспомнили, что ноги у них устали и замёрзли, а до дому далеко.

За околицей дома окончились, и их снова обступили приветливые запахи полей. Они собрались с силами для последнего броска, который должен был окончиться скрипом отпираемой двери; потом загорается свет, и знакомые вещи приветствуют нас, как после долгих странствий по океанам. Погружённые каждый в свои мысли, они молча и быстро бежали вперёд. Крот этих мест не знал, ночь была беспросветно чёрной, и, положившись в выборе пути на Крыса, он в основном думал об ужине. Крыс, по обыкновению, ссутулился и прямо глядел перед собой на серую в темноте дорогу. Поэтому он не заметил, когда что-то окликнуло бедного Крота с такой силой, что тот как будто попал под электрическое напряжение.

Мы, давно утратившие способность к более тонким ощущениям, даже не умеем назвать взаимное общение животных с живым и неживым окружением. У нас одним-единственным словом «чутьё» обозначается целый диапазон чувств, которые днём и ночью тревожат звериный нос, дразня, окликая, направляя, оберегая. Такой волшебный таинственный зов из темноты внезапно настиг Крота, заставил снова и снова вздрогнуть от чего-то знакомого, чему он пока не мог найти имени. Застыв на месте как вкопанный, он принюхивался, чтобы уловить чудесный запах – телеграфный ток, с такою силой пронзивший его. Миг – и вместе с пойманным сигналом на него со всего размаху обрушилось понимание того, что это было.