Йонас Бонниер - День гнева [litres]

И все-таки так далеко заходить не стоило. Эва была осторожна, но явно недооценила силы мистического компонента. Она могла бы держать ситуацию под контролем в пределах своей общины, но слухи о Христовой невесте распространялись со скоростью выпущенной из ружья пули и скоро достигли Уппсалы, к чему Эва совсем не стремилась.

Пока, во всяком случае.

И когда над уппландскими лугами зашумели июньские дожди, Эва столкнулась с проблемой, на первый взгляд противоречащей первоначальному замыслу. В общем, требовалось сбавить обороты.

Тут ей и пришла в голову идея девичника.

Рассылать приглашения по почте не входило в ее планы. Эва выбрала двенадцать женщин, каждую из которых при случае – после службы, проповеди или репетиции хора – отводила в сторону на зависть всем остальным. Она не могла упустить такой возможности лишний раз возвыситься над людьми.

– Ирма, можно тебя на минутку?

– Конечно.

Эва обняла Ирму Флудквист, отстранив от компании, и сразу взяла одновременно повелительный и конспиративный тон:

– Думаю организовать девичник в приходском доме в ближайший четверг. Часиков в семь, что скажешь?

– Здорово! А… есть какой-то особый повод? Я могу чем-нибудь тебе помочь?

– Принеси десерт, если хочешь. Будет двенадцать человек, не считая меня, понимаешь?

– Двенадцать?

– Ты ведь слышишь, что говорят люди… обо мне и… сама знаешь о ком. Понимаешь, о чем я?

И Ирма, которая, конечно же, прекрасно поняла Эву, покраснела вместо ответа.

– Мне давно казалось, что немного развеяться всем нам не помешает, – рассмеялась Эва, чтобы хоть немного снять напряжение. – Но тут мне пришла в голову идея девичника. Знаешь, какие девушки устраивали в старину перед свадьбой? Посплетничаем немного, выскажем, что думаем о парнях, но и… посидим…

– Девичник?

– Мы дадим повод к новым сплетням, – уже громче рассмеялась Эва, и Ирма развеселилась вместе с ней.

Эва выбрала последний четверг июня, чтобы избежать конкуренции с празднованием мидсоммара.

Двенадцать женщин появились почти одновременно, около семи вечера, и были поражены при виде друг друга. Эва велела всем одеться в белое, и от зрелища двенадцати белых женщин в большом зале захватывало дух. Не о том думали они, когда накануне доставали из гардеробов белоснежные топы и юбки. Повисла торжественная тишина, которая должна была задать тон всей встрече.

Но потом затрещал микрофон, – специально для музыкальных вечеров в церкви установили мощную акустическую систему. И на весь зал грянули звуки вступления знакомой всем песни – Gimme! Gimme! Gimme!.. Дверь на кухню распахнулась – и перед гостями появилась Христова невеста, тоже в белом с головы до пят.

– Давайте, девочки! – закричала она.

И тут началась дискотека, совсем как в восьмидесятые, только без неуклюжих парней. Эва сама составила плейлист. «Аббу» сменил «I Will Survive» [9]и «We are family» [10] Популярная композиция американской группы «Сестры Следж». . И когда музыка смолкла, разгоряченные гостьи набросились на еду, забыв о том, что они в церкви.

После обеда Эва пригласила всех в маленький кинозал.

– Начнем урок, – рассмеялась она и включила видеомагнитофон.

На экране белозубая сексолог Ильва-Мари Томсон представляла новый порнофильм.

– Что это? – удивилась одна из гостий.

– Это специально для тебя, – отозвалась другая. – Чтобы ты знала, чего лишилась в жизни.

И снова все рассмеялись. Кто-то сказал, что Эва играла в фильме, который шел по телевизору на выходные. Остальные в ответ зашикали, захихикали, и другой голос спросил, откуда такие сведения.

Во время показа Эва отпускала шутливые комментарии по поводу того, что происходило на экране. Как минимум это помогало зрительницам не слишком принимать события фильма на свой счет. Все знали, что Эва интересуется сексом, и не раз слышали от нее, что плотская любовь двух чистых, непорочных существ не только естественна, но и необходима, и свята. Но одно дело слышать, и совсем другое – наблюдать воочию, с переходами на крупный план, то, что она имела в виду.

Когда фильм закончился, а вечер снаружи почти перешел в ночь, все вернулись к длинному столу, где пили чай с пирогами, которые испекла Ирма Флудквист. В нескольких бутылках еще оставалось вино, и его тоже было жаль так оставлять. Освободив ноги от тесных туфель, женщины закурили, стряхивая пепел в наполовину пустые бутылки, и никто не торопился убирать со стола тарелки и блюдца.