Йонас Бонниер - День гнева [litres]

На библейский курс Эвы она даже не была записана, просто помогала с организацией кофе в перерывах. Дальше события развивались быстро. Осенью она вышла на страничку Синдре в Интернете и общалась с ним в чате. Потом переехала в Кнутбю, только испытать себя для начала, поселилась в доме супружеской пары Скуг и без памяти влюбилась в Петера. Она просто не смогла проигнорировать ухаживания этого красивого, умного и успешного пастора. Который не только пользовался особым уважением в общине, но и был при этом двадцатичетырехлетним мужчиной, а не семнадцатилетним мальчишкой, как Ральф из Кальмара.

Но Петер был женат. Это не проблема, уверял он Лилиан. Они занимались сексом по многу раз в день, когда он не был в рейсе. Даже в присутствии Эвы Петер умудрялся посреди ночи навещать Лилиан в ее комнате.

Лилиан считала, что так не должно быть. И стала уезжать с Петером в рейсы вовсе не потому, что ей так нравился асфальт или запах дизельного топлива и лесов в самой глубине Швеции. Просто в его грузовике легче было вообразить себе, что никакой Эвы Скуг не существует.

И сразу жизнь становилась легче, особенно после молитвы.

– Ничего не происходит, – сказал Петер, глядя на зеленоватую пленку, местами покрывавшую поверхность маленького озера. – И неизвестно, сколько еще придется ждать.

Лилиан сразу поняла, о чем он. В последнее время это была одна из его самых любимых тем, сколько ни повторяла Лилиан, что ей неприятны эти разговоры.

– Ты ведь тоже этого ждешь, правда?

Он хотел ее участия. Берега озера поросли тростником. Как он только жил в этой отравленной химикатами воде?

– Я не могу ждать смерти Эвы, – возразила Лилиан. – Что за глупости ты говоришь, Петер?

– Но мне ясно было сказано…

– Мало ли что кому было сказано, Петер, – перебила Лилиан и тут же добавила мягче, чтобы Петер ни в коем случае не подумал, что она его поучает: – В Библии, например… Там все можно растолковать как угодно. Но книга это книга, а жизнь это жизнь.

Петер выслушал Лилиан, как обычно в таких ситуациях, снисходительно-высокомерно, не придавая ее словам какого-либо веса. При ее манере говорить Лилиан было трудно воспринимать всерьез.

– И все-таки я думаю, не в этом ли состоит мое предназначение на Земле?

– Какое предназначение? – не поняла Лилиан.

– Я думаю, что Господь поведал мне о возвращении Фирцы для того, чтобы я помог ей с этим.

– Помог?

Поскольку Петер не ответил, Лилиан поняла, что он имел в виду, и по ее спине пробежала холодная дрожь.

– Какой ты глупый, Петер… Прекрати.

– Нет, я и в самом деле так считаю. – Петер посмотрел на нее, в его глазах стоял вопрос. – Я часто думаю, что если Синдре…

Петер не договорил, но Лилиан снова поняла, что он имеет в виду. Жена Синдре Форсмана «вернулась домой», как это называли в Кнутбю. И накануне кое-кому приснилось, что Господь ждет ее.

– Прекрати, – повторила Лилиан.

Петер поднялся и подошел к ней. Поднял Лилиан с камня, на котором она сидела, и крепко обнял.

– Я не знаю, – сказал он, не разжимая объятий. – Я понятия не имею, чего Господь от меня хочет, но мне не нравится моя нынешняя жизнь. Я могу неделями пропадать в рейсах или заниматься делами на выходные… Но не могу совершенно избежать общения с ней.

– Она твоя жена.

– Она принадлежит Господу. И вот я думаю… что, если Он хочет, чтобы я передал Ему ее?

Лилиан попыталась вырваться из объятий, но Петер ее не выпустил. Ее охватило отчаяние. Все шло не так, ее вообще не должно было быть здесь.

– Прекрати, Петер.

– Но я люблю тебя. И Эва любит тебя. Ты же знаешь, что она нас благословила.

Это было чистое безумие. Лилиан хотелось заткнуть уши, и в то же время ей льстило, что Петер так беспокоится по поводу возвращения Эвы. Значит, отношения с Лилиан были для него чем-то большим, нежели проходное любовное развлечение.

Даже если Эва не знала, что Лилиан сопровождает Петера в рейсах, – заочная учеба в Стокгольмском университете стала для девушки прекрасным алиби, – она ведь отдавала себе отчет, что в будущем они составят пару. Эва сама говорила об этом Лилиан.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала она в ответ и сразу размякла в его объятьях.

Это было неправильно. Микаэла Форсман знала, что ее не должно здесь быть, но все оказалось так запутанно.

Она не задернула гардины, чтобы в гостиную проникал лунный свет. Микаэла боялась полной темноты, да и солнце по утрам не мешало ей спать. А вот засыпала она с трудом, долго лежала в постели, уставившись в потолок, и мучилась от отчаяния и одиночества.