В тусклом свете луны вырисовывались темные силуэты, постепенно принимавшие очертания знакомых вещей. Платья кучей лежали на стуле возле бюро. На подоконнике стояла ваза, купленная в «Этикете», без цветов. Фены и массажные щетки были разложены на бюро, а рядом с дверью в гостиную висела репродукция Матисса из «Икеи». Микаэле нравились ее яркие краски и непонятные предметы в форме вытянутых листьев какого-то тропического растения.
Это больше не была комната для гостей, хотя Синдре и продолжал называть ее так. Первые недели Микаэла думала, что каждая ее ночь здесь последняя, и даже не меняла простынь на постели. Только взбивала подушку, уютный запах которой ей нравился. Для временного жилья все было не так плохо. Микаэла навещала Синдре в больнице и видела, как он страдает. Эва говорила, что он может даже умереть. Поэтому Микаэла смирилась с присутствием в доме Анны Андерсон, которая, спасая Синдре, защищала Фирцу. Что же заставило ее потом в них усомниться?
Уже когда Анна Андерссон переехала в Гренста-горд и каждый вечер стала запираться в спальне у Синдре, Микаэле стало не по себе. Не говоря о том, как переменился к ней Синдре. Спустя какие-нибудь пару недель после свадьбы он начал отпускать в ее адрес уничижительные намеки, чего раньше за ним не водилось. Между тем Микаэла имела все основания надеяться, что хорошо его знает. Синдре был их с Андерсом психотерапевтом и тогда прекрасно понимал ее. И в фирме Лукаса Альме хорошо ее поддерживал. Поэтому Микаэла и решила, что перемена связана с его болезнью, с «демонами», как называла это Эва.
У самой Микаэлы в этом плане все осталось по-прежнему. Она все так же любила Синдре и думала, что ее чувство взаимно, только… все эти ночные кошмары, и Анна Андерсон, и Фирца – слишком много свалилось сразу на их головы. Но все наладится. Анна ведь тоже замужем, и супруг Юнни ждет ее дома.
Но недели уходили за неделями, складываясь в месяцы, а ничего не менялось. Кроме репродукции Матисса, которую Микаэла повесила в комнате для гостей.
Она села в кровати. Не первую ночь приходило Микаэле в голову, что надо что-то делать, но решилась она только теперь. Нельзя вот так лежать и покорно ждать своей участи.
Микаэла встала, накинула халат и вышла в гостиную. Она должна с ним поговорить. Синдре не виноват, что болен. Тут снова вспомнились его колкие намеки и раздражение – все это, конечно, «демоны». С другой стороны, Синдре не так уж неправ. Положа руку на сердце, Микаэла не отличалась аккуратностью и бывала даже откровенно неряшлива. К тому же ей не всегда удавалось противостоять некоторым своим слабостям. Таким, как любовь к сладкому, например. Весы в ванной говорили ей то же, что и Синдре.
Но самое неприятное, что с некоторых пор Анна Андерсон переняла манеру Синдре обращаться с Микаэлой, и это было то, чего Микаэла уже не могла вытерпеть. Эва высоко вознесла Анну – невинность, приближенная к Иисусу, и тому подобное. Но это ведь не значит, что ей дозволено грубить.
Микаэла прошла через гостиную, не включив свет, и поднялась на второй этаж, к дверям большой спальни. До сих пор она была настроена решительно, но на одной из последних скрипучих ступенек встала. Что она, собственно, собиралась сказать? Что это она, а не Анна должна быть с Синдре в этой комнате ночью? Но если ему и в самом деле плохо, с какой стати Микаэле желать ему еще худшего?
Микаэла представила себя с Синдре в одной постели и Анну Андерсон рядом на стуле. Так ли ей обязательно находиться с ним всю ночь?
Но что если это действительно необходимо? Микаэла преодолела последнюю ступеньку, подошла к дверям спальни и замерла, взявшись на ручку. Нужно ли стучаться? Странно было бы делать это в собственном доме. Пока Микаэла размышляла, как ей себя вести, изнутри послышался звук.
Она прижала ухо к двери – звук повторился. Это был голос боли, который извлекали из Синдре демоны. Микаэла замерла на месте. Теперь звук слышался отчетливей и больше походил на стон. Тут Микаэла поняла, что первый, прерывистый, исходил от Синдре, а этот протяжный стон был скорее Анны.
Обман раскрылся. Микаэла повернулась и побежала вниз по лестнице.
41
Они стояли с торцовой стороны дома и смотрели на ров, который с утра выкопал Петер. Узкий и не особенно глубокий, он отходил от будущего пруда вниз по спуску. Эва была в утреннем халате. Примерялась, высчитывала – хватит ли глубины.
Петер кивнул. Он оперся на лопату. По голому торсу, мускулистой спине стекали ручейки пота.
Читать дальше