Кристина Ульсон - Мио-блюз

— Вы довольны?

— Конечно. С удовольствием остановлюсь у вас снова.

Я никогда сюда не вернусь. Гостиница не из тех, где я привык останавливаться, да и расположена не в таком месте, где я очень уж часто бываю. Но обременять портье подобными сведениями ни к чему, и я почел за благо промолчать. Сделал лишь то, что, полагаю, делали все остальные постояльцы, — расплатился и вышел. Сел в машину и поехал дальше.

До Шелланнс-Одде восемьдесят километров. Не помню, о чем я думал по дороге туда. Наверно, размышлял о том, что благодаря широкой автомагистрали первые десятки километров быстро остались позади, а вот последний отрезок пути, когда ехать пришлось по узким дорогам, занял гораздо больше времени. Наверно, думал о солнце, которое лишь изредка выглядывало из-за туч, и тогда трава сразу казалась намного зеленее, море — намного синее, а дорога — намного серее. А может, вообще ни о чем не думал. Я очутился в умственном тупике. Мысли затянулись в гордиев узел. И я бросил попытки привести в порядок идеи и путеводные нити. Придется Дидрику проделать грубую работу, добровольно или по принуждению. Я не сдамся, пока он не выложит все, что знает. Пока не расскажет, чем занимается.

И пока не найду Мио. Которого увела из детского сада Ракель, знакомая его мамы. Как, черт побери, удалось исключить ее из расследования пропажи Мио и бегства Сары? Не в пример всем остальным.

На коротком отрезке пути от Шелланнс-Одде до Эбельтофта поднялся ветер. Катамаран качало. Пассажиры стояли в очереди за кофе и свежими бутербродами, а я молча сидел, глядя на море. Жаль, Беллы со мной нет. Она обожает всевозможные лодки и суда и в восторге от моря. Ее дед говорил, что никогда не встречал ребенка, который настолько не боится воды. В груди защемило, когда я подумал о Беллином деде. Единственном из семьи зятя, кому симпатизировал. Ради Беллы я сохраню память о нем. Расскажу ей, чего он достиг в жизни, что сделало его таким хорошим человеком.

Вот и причал, я съехал с парома. Дом Дидрика располагался у моря, в нескольких километрах от центра Эбельтофта. Меньше чем в пяти минутах езды от гавани. Я толком не помню, о чем конкретно думал, подъезжая к его дому, зато очень хорошо помню, как себя чувствовал.

Меня трясло, руки взмокли от пота. Остановился я на некотором расстоянии от Дидрикова участка. По одну сторону дороги раскинулось просторное красивое поле. По другую тянулись дома. Дидриков был последним.

Он здесь? Здесь вообще есть хоть кто-нибудь? Ведь на неделе я видел Ребекку в Стокгольме. Возможно, дом пуст. Возможно, вся семья в Стокгольме.

Сердце словно бы билось о ребра. Ощущение крайне неприятное, и на миг я решил, что меня вот-вот хватит самый настоящий инфаркт. А в таком случае стратегически опасно, что, кроме Дидрика, мне здесь больше не на кого рассчитывать. Дрожащими руками я принялся разыскивать мобильник, по которому мог связаться с Люси.

Я умираю, детка. Позаботься о Белле.

Но тут я одумался. Хлопнул ладонями по рулю, возмущенный собственной слабостью и злой. Черта с два я умру, сидя в машине на датской дороге. Черта с два умру, так и не выяснив, что скрывает Дидрик. Вдруг меня вообще неверно информировали? Вдруг Дидрик вообще не настолько важен, как я воображаю? Но что-то он наверняка расскажет. Иначе я дальше не продвинусь, ведь расспросить больше некого. Ракель исчезла, остальные умерли.

Такие вот слова и мысли в конце концов заставили меня открыть дверцу и выйти из машины. Инфаркта не случилось. Пульс успокоился, ладони высохли. Я решительно захлопнул дверцу машины и нажал на ключе запирающую кнопку. Затем, кажется, выпрямился в полный рост и зашагал к дому Дидрика. Помнится, я думал, что готов ко всему, что бы ни увидел и ни услышал. Думал даже, что ничему не удивлюсь.

Глупость. Большая глупость.

Традиционный дом — деревянный, красный. Углы белые, крыша уступчатая. В нижнем этаже множество больших окон. Так я и увидел их, еще с улицы. Сквозь эти окна, сквозь дом. Они завтракали на заднем дворе. Светило солнце, ветер не был и вполовину настолько силен, как в открытом море. Дидрик и Ребекка сидели друг против друга, каждый чистил свое яйцо. Рядом, тоже друг против друга, сидели еще двое, которых я не знал. Примерно мои ровесники. Вероятно, заехавшие в гости знакомые? Или соседи?

День выдался совершенно безмятежный. Ни души кругом. Это и радовало меня, и тревожило. Уединение — штука хорошая. Правда, не только для меня, но и для Дидрика.