Этого короткого замечания было вполне достаточно, чтобы Виктория снова разразилась слезами.
— Я уже не знаю, что мне еще сделать! Это ужасно! Я не могу больше думать ни о чем другом! Как мне быть?
— В данный момент ты ничего не можешь сделать, потому что Джон во Франции. Ты должна расслабиться и прекратить ломать себе голову. Ты сведешь себя с ума, а заодно и всех нас!
— Ты знаешь, Джон так добр ко мне… Он никогда не упоминает, что хочет ребенка; но я знаю, что он надеется на наследника. Все это имущество здесь… что же мы будем делать, если у нас не будет сына?
— Ты всегда представляешь все таким образом, будто это зависит от тебя. Может быть, причина того, что у вас нет детей, в Джоне… Не пытайся заставить себя чувствовать свою вину!
— Но я…
— Послушай, Виктория, этот разговор стоит мне немалых денег. Мы должны заканчивать. Я еще позвоню.
«Чтобы спросить о Джоне, — подумала она. — Боже мой, сколько жалости к себе в этой особе!»
Потом она стала звонить в Дейлвью, чтобы справиться о Джоне, настолько часто, что это насторожило даже постоянно занятую собственной персоной Викторию.
— Почему тебя это так интересует? Ты ведешь себя так, как будто ты его жена!
«Я и была бы ею, если б все пошло так, как должно было быть», — подумала Фрэнсис. Но вслух она сказала:
— Мы были раньше большими друзьями. Естественно, я беспокоюсь за него.
Однако Виктория стала догадливой. Через несколько дней она опять набросилась на сестру:
— Джон — мой муж! Я надеюсь, ты это помнишь!
Это прозвучало довольно агрессивно, хотя Виктория раньше ни с кем так не разговаривала. Она уже не была прежней Викторией, сильно изменившись за эти годы войны. Она постепенно поняла, что никогда не сможет иметь ребенка. Кроме того, она скучала по своему мужу, беспокоилась за него. В огромном мрачном доме, в котором Виктория была вынуждена жить с лишенной чувства юмора, строгой свекровью, она испытывала постоянный холод и одиночество, но не могла больше сбежать к своей семье в Уэстхилл, потому что была не в силах смотреть на свою беременную мать. Она все больше ныла и хандрила — и постепенно утратила то обаяние, которое раньше проявляла в общении с людьми.
Прошел сентябрь. Писем от Джорджа не было. Элис почти заболела от страха. До этого Джордж всегда регулярно писал. Но если в начале войны он пытался приукрасить свое положение и изобразить его оптимистическим, то в начале битвы на Сомме, очевидно, уже был не в состоянии сделать это. Два года войны подточили и изнурили его. Свои письма он писал стаккато, и они отражали ужасное, тяжелое положение солдат.
«Рядом с нами обрушился блиндаж, погибли все до одного. Эти проклятые блиндажи! В одну секунду они могут превратиться в братскую могилу… Дождь идет беспрестанно. У нас в блиндаже все залито водой на тридцать сантиметров. Все мокрое: одежда, обувь, одеяла, провиант… Это сплошная ледяная трясина. Один из моих солдат, несший еду, по-настоящему увяз, и двое других его вытаскивали…
…На пару дней мы разбили лагерь в пещере под землей; она была кем-то вырыта давным-давно. Воздух здесь такой ужасный, что никто не может долго выдержать. Невероятно холодно. Свечи, которые должны давать нам немного света, постоянно гаснут, потому что здесь очень мало кислорода…
…Постоянный артиллерийский обстрел с немецкой стороны. Мы опять сидим в блиндаже. Одно точное попадание, и мы погребены. Один солдат вчера потерял рассудок, начал говорить всякую бессмыслицу, и у него началась лихорадка. Позднее выяснилось, что его брат накануне погиб после ранения в живот…
…Я боюсь, Элис. Я еще никогда не испытывал такого страха. Предпочел бы получить пулю в голову, чем испытать состояние, когда над тобой рушится блиндаж. Я никогда не думал, что страдаю клаустрофобией, но здесь она проявляется у меня в большей степени, чем у многих других…
…Элис, когда это закончится? Когда это наконец закончится?»
Таким было последнее письмо. Потом от Джорджа не было никаких известий — в течение бесконечно долгих четырех недель.
— Это совершенно не значит, что произошло что-то плохое, — постоянно говорила Фрэнсис. — Ты только представь себе, что там происходит. Это было чудом, что до сих пор его письма приходили быстро и регулярно. Теперь всё не так.
— Не думаю. Другие же получают письма… — Элис наводила справки; доставка полевой почты из Франции в целом осуществлялась достаточно регулярно. — Он писал практически каждый день! Почему же теперь молчит?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу