Сабина Тислер - Похититель детей

«Все, что есть во мне, — необыкновенно», — подумал Альфред и уснул со спокойной совестью.

Берлин, январь 1987 года

Марианна Вагнер знала, что после завтрака в семь утра ей нужно проглотить две белые таблетки, а после обеда в двенадцать часов следует растворить большую розовую пастилку в воде и выпить весь стакан, хотя на вкус вода становилась противной. К кофе в четыре часа пополудни ей давали три золотистые прозрачные капсулы, которые она долго сжимала в кулаке и вертела в руках, настолько они хорошо выглядели и на ощупь были не менее приятными. Каждый раз она с жалостью запивала их глотком теплого чая из шиповника без сахара. Иногда после прозрачных капсул ее приходил проведывать Петер. Около пяти вечера. Если еще мог держаться на ногах и хоть чуть-чуть передвигаться. Петер стал потерянным человеком. Он утверждал, что у него отпуск, но Марианна знала, что он врет. Со времени смерти Беньямина прошло уже почти два месяца, а он все еще сидел дома и пил. Он никогда больше не пойдет на работу. Никогда. В этом она была глубоко убеждена.

Петер почти каждый день приползал в клинику, потому что любил ее. Потому что она была его единственной опорой, последним, что у него осталось. Она это чувствовала и понимала, но ей это уже помочь не могло.

Обессиленный, сгорбленный, он сидел на краю кровати, снова и снова рассказывая ей о Беньямине, потому что она хотела знать все. Страдания переносить легче, если не нести их груз одному, если высказать весь ужас, а не думать о нем снова и снова. Он в тысячный раз рассказывал ей, как и где нашли Бенни, как он лежал на холодных как лед носилках в патологоанатомическом отделении. Петер с трудом узнал сына, потому что безжизненное и бледное маленькое личико показалось ему абсолютно чужим. Кожа Бенни выглядела восковой, напоминающей пластилин, и Петер подумал, что мог бы просто забрать сына домой и уложить на кушетку. И Бенни никогда бы не изменился. Не стал бы разлагаться, исчезать. Может быть, лишь покрылся бы пылью.

Петер поцеловал его в щеку. Кожа сына на ощупь была похожа на сыр, который только что вынули из холодильника. А потом Петер потерял сознание.

Марианна завидовала Петеру, потому что он смог поцеловать сына. В ее памяти осталось только прощание с Бенни в то утро, когда она еще не знала, что это было прощание навсегда. Петер смог осознать, что мальчик мертв, потому что видел его труп. А она — нет.

Две недели она размышляла, что же у нее осталось в жизни. Безработный муж, который вот-вот допьется до того, что умрет, неизлечимая болезнь, квартира, за которую скоро нечем будет платить, и мертвый ребенок. Это было меньше, чем ничего.

Она каждый день послушно глотала таблетки и капсулы, а вечером после ужина вводила себе свечки, которые так приятно усыпляли и предупреждали приступы страха. С тех пор как Марианна попала в клинику, ей еще ни разу ничего не снилось. И она была благодарна уже за это. Несколько дней назад, во время какой-то передачи по телевизору, она даже один раз засмеялась, хотя и не могла потом вспомнить, что же смотрела.

Но она уже давно не выполняла никаких упражнений и не могла заставить себя сделать хотя бы пару шагов. Это было ее ошибкой. И она только сейчас это поняла.

Она даже не представляла, что будет так трудно подняться с инвалидного кресла и ухватиться за оконную ручку. Даже после этого ей пришлось несколько секунд отдыхать. Но это было неважно, потому что в это время в отделении никого из персонала не было. Ночная дежурная медсестра сидела в сестринской и читала роман Виктора Гюго «Отверженные». Она сама рассказала об этом Марианне, потому что неописуемо гордилась тем, что в состоянии читать столь монументальное произведение. Таким образом, опасность того, что медсестра зайдет в палату, была довольно небольшой.

В отделении царила полная тишина. Никто не плакал, никто не кричал, никто не ходил по коридору, громко разговаривая сам с собою. Она услышала, как где-то вдалеке на машине сработала противоугонная сигнализация, и невольно улыбнулась: «Господи, ну и проблемы у людей! Покупают дорогие устройства, чтобы защититься от такой банальной вещи, как угон машины».

Предвкушение радости охватило ее, заставило дышать глубже и придало сил. Она повернула оконную ручку и медленно открыла окно. И сразу почувствовала ледяное дыхание воздуха, потому что на ней была лишь ночная рубашка. Ничего не поделаешь. Если бы она попросила медсестру помочь одеться, та точно бы насторожилась.