Беттина улыбнулась. Никто и никогда не разлучит их. Марайке уже сорок один год, ей самой — тридцать пять. Беттина была твердо убеждена, что на протяжении тридцати лет непоколебимо и целеустремленно шла к тому дню, когда уселась в кинотеатре рядом с женщиной, которая с того момента заполнила все ее мысли и чувства.
Официант принес заказ. Овощную лазанью для Беттины и перченый бифштекс под сливочным соусом для Марайке.
— Приятного аппетита, ангел мой, — сказала Марайке, и тут зазвонил ее мобильный телефон.
— Нет, — простонала Беттина, — только не сейчас! Только не в сегодняшний вечер!
Марайке пожала плечами и выслушала то, что сообщил ей коллега.
— Я должна ехать на остров Силт, — заявила она, закончив разговор. — Наш детоубийца снова нанес удар. Убит маленький беленький мальчик. Его нашли два часа назад в дюнах.
— А это точно…
— Точно, — оборвала ее Марайке на полуслове. — Это он. Он опять добыл свой трофей. Извини, Беттина, и не злись.
Мальчика звали Флориан Хартвиг, и он сидел посреди построенной из песка крепости на построенном из песка кресле за построенным из песка столом. Стол украшали многочисленные песчаные пирожки в форме улитки, рыбки, черепахи и кошки.
Флориан был мертв всего лишь несколько часов, когда его нашел в песчаной крепости какой-то любитель утреннего бега. Когда специфические особенности и подробности с места преступления и результаты вскрытия были введены в компьютер, то сразу же обнаружилась связь со смертью Даниэля Долля и Беньямина Вагнера, потому что у последней жертвы, такого же маленького, хрупкого и светленького мальчика, как Даниэль и Беньямин, тоже отсутствовал правый верхний глазной зуб. Он был вырван щипцами уже после смерти.
Под руководством Марайке Косвиг и Карстена Швирса снова была сформирована особая следственная комиссия. У Марайке появилось ощущение, что убийца начинает ставить условия, как ей строить свою жизнь, и это приводило ее в бешенство.
В состав комиссии вошли сорок полицейских, и среди них несколько психологов, которые пытались составить так называемый «профиль преступника» и определить, что происходило в голове убийцы и побуждало его к действию.
Пока жертва находилась во власти убийцы, молила о пощаде, пыталась быть послушной и выполняла все его желания, он наслаждался абсолютным контролем над маленьким мальчиком. От него не ускользало ни малейшее движение, ни один звук, ни один жест, ни одно выражение лица, и все моментально поощрялось или же каралось им. Он определял длительность и продолжительность мучений и страха, он диктовал условия игры. И всегда давал чуточку надежды, перспективу возможного выигрыша в этой игре, чтобы ребенок не сдался раньше времени и не отказался в ней участвовать. Он нагнетал ситуацию до предела, пока не доводил свое могущество до переживания в форме изнасилования и убийства. Власть — вот что возбуждало его, а не сам акт изнасилования. Этот момент всемогущества на какое-то время стирал все пережитые им самим унижения и наполнял его чувством глубочайшего удовлетворения. И ему таким образом удавалось, по крайней мере на какое-то время, залатать все прорехи в самосознании.
Затем он начинал манипуляцию с трупом и с обстановкой на месте преступления, с помощью которой хотел поставить на преступлении свою личную, неповторимую печать. Никто не должен был отнять у него триумф, нужно было, чтобы его запомнили. Кроме того, с помощью этой сцены он пытался манипулировать полицией, которая должна была составить о нем совершенно определенное представление. «Смотрите, я не какой-нибудь примитивный убийца, который нападает на ребенка, насилует его и просто бросает труп. Нет, я ставлю перед вами задачу и бросаю вам вызов. Я сделаю все, чтобы довести свои преступления до совершенства. Но сейчас ваша очередь сделать ход. Я буду наблюдать за вами, и если сделал какую-то ошибку, то в будущем ее уже не допущу. Можете быть в этом уверены».
Марайке поняла это послание. Очевидно, он долго выжидал перед очередным преступлением, аккумулятор его чувства самооценки разряжался очень медленно. Он не нуждался в том, чтобы уже через неделю искать очередную жертву, времени у него хватало. Промежуток между убийствами каждый раз составлял три года.
Каждое преступление было его успехом. Он был доволен собой, а будучи доволен собой, он был воплощением спокойствия.
Существовали два варианта: или он убивал где попало и подыскивал места преступления так, чтобы они располагались дальше друг от друга, чтобы затруднить работу полиции и заставить ее работать в разных направлениях, или же совершал убийства в непосредственной близости от своего места проживания, но в таком случае, он, очевидно, часто переселялся с места на место. А для этого должна была быть причина.
Читать дальше